Петр Ингвин - «Зимопись». Книга 1 «Как я был девочкой»

Тот проигнорировал:

— Чапа и Тома, вы слышали?

Знаете, как работает паровоз? Раскочегаренный котел закипает, его распирает изнутри, и высвобожденная мощь толкает всю махину вперед… Я не дал нашему единственному защитнику вспылить и выкрикнул, пока не произошло или не прозвучало непоправимое:

— Не пойдем, пока не назоветесь и не скажете, что собираетесь с нами сделать.

Как ни странно, подействовало.

— Я царевич Гордей Евпраксин. Вы долгожданные гости. Я обеспечу достойные трапезу, наряд и защиту в пути. В башне ждет торжественный прием. — И уже совсем нормальным тоном, по-свойски: — Не бойтесь, идите сюда. Не представляете, как мы вам рады.

— Ух ты, царевич! — У Томы засияли глаза.

Впрочем, для принца на белом коне, что живет в грезах каждой девчонки, этот наследник престола оказался староват, неказист, да и конь не вышел ни цветом, ни ростом.

— Идти? — шепнул я.

— А что остается? Условие он выполнил.

Малик был логически прав. Но копейщики на заднем фоне не излучали радость гостеприимства. Что-то было не то.

— Идите, — сказал Малик, даже подтолкнув в спины. — Я прикрою.

Мы пошли. Шаг за шагом, стараясь не упасть на подвижной тверди, иногда помогая друг дружке. Малик закрыл собой Шурика, но стойка показывала: в любой миг он готов прыгнуть к нам и драться до последнего.

Из леса вышли еще три копейщика плюс к пяти присутствующим. Кажется, это весь контингент. Когда наши стопы коснулись нормальной почвы, они построились в ряд, уперев копья в землю, и чуточку присели. Странный, но вполне понятный жест почтения. Типа микро-реверанса.

— Алехвала! — гаркнули сразу восемь глоток.

Вот она какая, Калевала с ударением на последнем слоге.

Царевич спрыгнул с коня, пригнул голову в приветствии. Лет тридцати-сорока, не очень разбираюсь в возрасте взрослых. Комплекцией он мог посоперничать с Маликом. Темная бородка, острый взгляд светлых глаз. Сапожки в обтяжечку. Прикрытые пластинами голые ноги торчали из-под кожаной юбки, обшитой прямоугольничками грязно-зеленого металла. Выше тоже металл и кожа. Шлем оторочен мехом и сзади украшен хвостом. На перевязи — меч, вычурный длинный нож, за плечом небольшой щит. Такой вот царевич, помесь древнего грека с Чингисханом. Даже с учетом приветственной позы мы с Томой едва доставали ему до стальной груди.

— Что они сказали? — спросил я Гордея.

— Не знаешь? — Удивление граничило с недоверием. — Хотя, да. Вы же там многого не знаете.

Торжественная часть закончилась, строй распался.

— Это вам.

По знаку Гордея нам принесли халаты в чередующихся нежно розовых и мрачно фиолетовых полосах. Раскраску можно было принять за клоунскую — если б горло царевича не спасал от натирания латами воротник в таких же цветах.

— Одежда должна соответствовать и указывать, — типа что-то объяснил царевич.

— Чему соответствовать? — мгновенно с радостью что-то навоображала себе Тома.

— Куда указывать? — одновременно насторожился я.

— Не куда, а на что. Вы теперь со мной.

Ткань халатов не шла ни в какое сравнение с предыдущей колючей и вонючей дерюгой. Нас облачили в них двенадцать рук. Пояски были бережно завязаны, ноги вставлены в мягкие тапочки без задников типа восточных чувяк. Думаю, дали чувяки, а не сапоги, потому что не знали размеров ног. Если так пойдет дальше, то и сапогами обеспечат, и…

Уф, воображение разыгралась не хуже, чем у Томы. Собственно, почему нет? В конце концов, ангелы мы или слоновьи лепешки?

Закончив, безлицые воины склоненно отступили. Подумалось: не издеваются ли? Может, мы вправду в придуманном мире, где сбываются все фантазии?

Воспоминание о собачках развеяло глупые мысли. Я вскинул взгляд на Гордея. Этакий взгляд равного, Вот что с нами одежда делает.

— Что с нашими друзьями?

Добродушно улыбнувшись, он мягко и успокаивающе проговорил:

— Не волнуйтесь. Все будет хорошо. Их убьют быстро.

Глава 5

На поясах «ку-клукс-клановцев» висели не световые мечи. Даже не обычные. Даже не мечи. Полуметровые дубины: корявые, самолично выструганные. У двоих — топоры. С другой стороны у каждого болтался нож, тоже не ахти какой выделки. За плечами они носили мешки с тесьмами, типа рюкзаков. Сейчас мешки лежали полувыпотрошенными около костра с булькающим котлом. Запах съестного одурял.

Пообедать предстояло не всем. Двое остались с нами, шестеро, посланные движением пальцев царевича, полезли на сено. Копья вперед, дубинки наготове. Как они управлялись копьями, мы уже видели. Приблизившись к пилотам метров на двадцать, откуда бросок копья становился безошибочным, солдаты одновременно приготовились.

— Стойте! — крикнул я, хватая царевича за руку, будто это могло помочь. — Не сметь!

— Да! Стоять! — истерично подхватила Тома.

Странно. Копейщики замерли. Они нас слушались. Неужели мы настолько важные? А если…

— Назад! — рявкнул я как можно более грозно.

Никакого эффекта.

— Так надо, глупые. Смиритесь, — попытался смягчить ситуацию Гордей. — Вы уже не маленькие. Должны понимать слово «надо».

Вновь дал отмашку воинам.

— Нет! — заорал я.

Опять копья остановились в миге от полета. Царевич занервничал.

— Вы знаете, что такое закон?

— Убивать невиновных — закон? — возмутился я. — У вас нет заповеди «не убий»?

— Заповедь гласит: «Не убий, если это не враг, посягнувший на твою жизнь, семью и родину». У вас не так?

Я смешался.

— Ну… если по смыслу… Но Малик с Шуриком не враги!

— Так думаете в силу возраста. Многие годы происходили ненужные беды, пока сама Алла, да простит Она нас и примет, не явилась в мир и не дала людям Закон.

— Нет такого закона, чтоб людей убивать, — вклинилась Тома.

Она раскраснелась, взъерепенилась, напряглась. Пальцы приготовились вцепиться в глотку противника, если тот посмеет еще раз выговорить смертельный приказ. Она даже придвинулась ближе, согнула коленки, как воины в недавнем приветствии, но это была подготовка к прыжку.

Взъерошенный воробушек рядом со львом. Царевич переломит ее небрежным взмахом руки, вытирая пот со лба.

— Закон, говорите? — перетянул я ситуацию на себя. — Огласите. Я послушаю и скажу свое мнение.

— Это правильно, — не стал спорить Гордей. Зажмурившись, принялся декламировать по памяти: — Алле хвала! Алле хвала! Алле хвала! Я отдаю настоящее и будущее Алле-всеприсутствующей, да простит Она нас и примет, а прошлое и так принадлежит Ей. Если я встречу ангела, я стану ему другом и помощником. Я отведу его в крепость. Я отдам жизнь за него не задумываясь. Если я встречу Падшего, я убью его. Ангелы милосердны. Они всегда пытаются спасти Падших. Мне нельзя проявить слабость. Слабый человек — мертвый человек. Слабое общество — мертвое общество. Быть слабым — предательство. Побороть искушение. Отказать ангелам ради них же. Исполнить Закон. Не слушать ангелов. Не слушать истории ангелов. Не спрашивать о Том мире. Кто слушал, да будет вырван его язык или отсечена голова. И да будет так. — Глаза царевича открылись. Взгляд был задумчив, но непреклонен. — Это называется «Молитва встречи снизошедших» или просто «встречная». Именно для нашего случая. Не зря Алла-всезнающая, да простит Она нас и примет, обязала каждого с детства учить ее: и низкорожденного крепостного, и благородного свободного семьянина. Теперь не мешай закону свершиться.