Петр Ингвин - «Зимопись». Книга 1 «Как я был девочкой»

— Тома, — позвал я. — Вылезай. Кажется, спасены.

Позади меня проснулся сенный вулкан. Из кратера выдвинулась голова:

— Кем?

— Хочу ошибиться, но, по-моему, хозяевами одежды.

Девушка на секунду задумалась.

— Это хорошо или плохо?

Глава 4

Из кустов появлялись люди. Или не люди. Сто процентов — гоминоиды. Одна голова, две ноги, две руки. Или лапы. Не видно. На зеленом фоне ярко выделялись белые балахоны до земли и остроконечные колпаки-маски с двумя глазными дырками. Существа выглядели как американские ку-клукс-клановцы, только без круглого креста на сердце. Еще похожи на штурмовиков из космической саги: тоже без лиц, белые, с оружием. Копья не тянули на бластеры, зато на поясе у каждого висело что-то непонятное. Длинное, утолщавшееся книзу. Похоже на бейсбольную биту. Световой меч?

Количество неизвестных также не поддавалось исчислению. Кусты и лес скрывали основную часть. На виду одновременно находилось три, четыре, максимум пять. Из-под длинного одеяния иногда виднелись ноги в сандалиях со шнуровкой вверх по голени как у римских легионеров. Поразил не столько внешний вид, сколько язык: они говорили по-русски. Ну, почти по-русски. Непонятны лишь отдельные фразы. А понятое радости не прибавляло.

Они хотели нас убить. Да, спасли, чтобы убить. На Востоке ворам отрубали руки. Возможно, здесь отрубают головы.

К нам никто не подошел. Туземцы смотрели издали, совещались и, кажется, кого-то ждали. Жреца, что вырвет сердце или специалиста по грамотному нанизыванию на кол?

Это мои домыслы. Они просто ждали. Говорили про погоду, упавший флаг, святой причал и сколько можно ждать. Про много работы, ни дня покоя и расплодившихся волков. Про ангелов, чертей, недавнюю смерть близнеца и чью-то последнюю надежду. Периодически упоминалось что-то, похожее на Калевалу с ударением в конце. Этот рефрен звучал постоянно: «Калевала, калевала!» Или что-то вроде того. Карелы, что ли? Почему остальное по-русски? Может не Калевала, а какое-нибудь алаверды? Тогда совсем хрень выходит. Трудно издалека и в полуха воспринять неизвестное. Но про убить я точно слышал. Полный штиль позволял.

Наши сторожа натаскали дров, развели костер и подвесили огромный казан. Варить нас собрались?

На мачте, приколоченной к верхушке дерева, снова взвилось полотнище. Вслед за первым, поднятым чуть выше, показалось второе. На двух наши приятели остановились. Отсутствие ветра не мешало разглядеть: флагами были такие же одноцветные тряпки как дерюжка, из которой сделана наша одежда. Ни рисунков, ни гербов. Обычные сигнальные флаги. Мол, добрались, все нормально, птички в клетке. Или: набирайтесь аппетита, ужин скоро будет.

Неприятные фантазии.

Потянуло дымком и чем-то вкусненьким. В животе квакнуло. И явно не у меня одного. Нужно отвлечься. Время, что нас не трогали, употребили на перевязку Шурика.

— Извиняюсь спросить, — он с трудом превозмог боль, — мы на Земле или как?

Снова ставший обычным Малик туго перематывал одну его ногу, Тома протирала кровь на второй. Я подавал полосы, на которые рвал оставшиеся вещи: одеться Шурик был не в состоянии. Мы просто прикрыли его полотном из распоротой штанины.

— Гравитация в норме. — Малик мимолетно глянул вверх. — Солнце такое же, примерно там же. Воздух и собаки чисто земные. Природа и запахи тоже. Если этого мало, ночью посмотрим на Луну и звезды, уточним.

— Если доживем, — пробормотал я. Так, чтобы не услышали.

Откинул упавшую на глаза челку. Темно-русые патлы а ля ранние Битлз — пышные, до плеч — были усеяны соломой. У меня дрожали колени. Совсем не из-за этих, что в лесу. От пережитого. Вздрюченный организм дал обратку. Пришлось продолжать работу сидя.

— Если это наша Земля, то я — американская королева, — выдавил Шурик.

— Хорошее уточнение — «наша», — приуныла Тома.

Она закончила со второй разгрызенной ногой одессита. Я помог, придержав на весу. Малик сноровисто перебинтовал. Его большие руки аккуратно подоткнули под колено бугорок сена. Шурик выгнулся, скрипнул зубами, перетерпел. Ему стало чуть лучше.

— Попали в другое время? — шепотом предположил Шурик.

— Прошлое или будущее? — забеспокоилась Тома.

С ее длинных волос тоже сыпались соломинки. Они со всех сыпались, кроме сверкавшего идеальной лысиной джигита.

— Вряд ли прошлое, — проговорил Малик. — Говорят, в прошлое нельзя: от этого будущее изменяется.

Он щеголял многократно порванными краденными штанами при голом торсе. Видок еще тот: кровь, мускулы, и собачьи трупы вокруг. Возможно, к нам не приближались именно из-за этого.

— А если в будущее, то нельзя вернуться, — включился я. — По той же причине.

Расклад Томе не понравился.

— Может, будущее уже состоялось с учетом, что кто-то попал туда и вернулся?

Я фыркнул:

— Ага. И принес схему машины времени. Собрал, на ней слетал… и вновь принес. Далее по кругу.

— А если при возвращении все забывается? — не унималась Тома.

— Тогда ты уже была в будущем, — отрезал Малик. — Вернулась. И все забыла.

— И неоднократно, — попытался шутить Шурик, хотел улыбнуться, но согнулся от боли. Глаза закрылись. Веки крепко сжались. Неумелые перевязки не помогали. Слишком много ран.

— Как сам? — склонился к нему Малик.

— Не дождетесь.

— Все-таки.

— Хезающий кабыздох лучше зажмурившегося лёвы.

— Хохмит, — удовлетворенно выдохнул Малик. — Жить будет.

— Смотря с кем, — снова ввернул Шурик.

Мне последняя мысль не понравилась. Ограниченный состав нашей компании к подобным шуткам не располагал.

— Одежда откуда? — Малик увел разговор в сторону.

Тома виновато указала на дерево с упавшим флагом:

— В лесу висела.

— На веревке?

— Да. Не между деревьями как после стирки, — поправилась она, видя, что понимают неправильно. — Просто на дереве, большим тюком. Я дернула, оно сползло.

— Только это висело? — Малик обвел рукой надетое на нас.

Его вопрос заставил дружно переглянуться: нас ждали?!

— Еще много осталось, — продолжила Тома. — Я выбирала подходящее. Но когда собаки…

Малик перебил:

— С этим разобрались. Нас ждали. Но сколько нас будет, не знали. И сроков прибытия не знали: тюк с одеждой срывал флаг, это сигнал для наблюдателей. Здесь, — последовал указующий мах квадратного подбородка вниз, на сено, — посадочная площадка. Там, — возделись его очи к небу, — дверь между мирами. Портал. Что мы знаем о порталах?