Петр Ингвин - «Зимопись». Книга 1 «Как я был девочкой»

Я стоял справа.

— Слева!

Мой крик ошарашил всех. Тома испуганно шарахнулась. Царевич же бросил правую руку налево — к рукояти меча — и отвернул голову:

— Что?

В одно движение нож с открытой стороны пояса перекочевал в мои руки.

Гордей все понял. Хохот сотряс окружающий кустарник.

— Не смеши. Будь хоть тысячу раз ангелом, что может нож против меча?

— Чапа, ты что? — только и вымолвила Тома.

Сглотнув, двинулась не ко мне, а к Гордею. Умница. Помирать, так с музыкой. Вдвоем у нас шансы справиться с ним не нулевые, а почти нулевые. Уже кое-что. Не знаю, как насчет подраться, а царапается она отменно.

— Ты меня убьешь? — полюбопытствовал я у царевича.

— Никогда. — Он снисходительно улыбнулся. — Кто отважится убить ангела, недолго проходит под солнцем.

Как же приятно быть ангелом. Ошибочка: когда тебя считают ангелом.

— Тоже закон?

— Еще какой.

— Тогда думай головой. — Я перенес нож к своему горлу. — Моя жизнь зависит от моих друзей. Умрет кто-то из них — умру я.

По горлу покатилась капелька: немного переборщил с нажимом. Зато эффект потрясающий.

— Я обязан их убить! — взмолился Гордей.

Снисходительность и запанибратство как слизало. На кону оказалась жизнь. Его жизнь.

— Убив их, убиваешь меня. Убив меня, убиваешь себя. Думай, голова, думай.

— Этого закон не предусматривает!

— Значит?

— Нужно подправить закон, — внесла лепту доныне завороженно внимавшая Тома.

— Никто не смеет подправлять закон! Тогда он перестанет быть законом.

— А в виде исключения? — не унималась Тома.

Напряжение спало. Забрезжил лучик надежды, быстро превращавшийся в лазер и выжигавший изнутри череп нашего оппонента.

— Закон, допускающий исключения, не закон! — Меч царевича ухнул в ножны, ладони сдавили виски. — Сказано же: не слушать ангелов…

— А кто слушал, да будет вырван язык или отсечена голова, и да будет так! — язвительно процитировал я.

Концовки всегда запоминались мне на ура.

— Хорошо, — взял себя в руки царевич, — предлагаю компромисс. Мы берем чер… ваших друзей с собой в башню. Пусть решит царисса.

— Не только берете, но и отвечаете за жизни, — закрепил я успех. Будь, что будет. Иного выхода не вижу.

«Царисса» несколько смутила, оцарапав ухо, но после «Аллы» в женском роде все новые слова воспринимались жуткими пародиями наших.

— Принято, — признал царевич. — Раненого возвращаем к жизни и несем.

— Идет, — кивнул я.

Гордей горестно выдохнул.

— Эй! — подал знак солдатам. — Это… друзья. Пока. До решения цариссы отвечаем за них как за ангелов.

— Чуть не забыл: ножик на всякий случай оставлю, — с намеком объявил я царевичу.

— И мне ножик! — Тома вихрем домчалась до обалдевшего воина, что стоял ближе.

Отобрав нож, она жестом показала Гордею отрезание головы и задорно подмигнула.

Глава 6

Туземцы и пришельцы собрались вокруг котла в одну не очень теплую компанию. Потрескивали дрова, плыл аромат Еды — уже не важно, какой. Лишь бы быстрее. Воздух наполнился мошкарой, не слишком, впрочем, досаждающей. Пряный дым окутывал окружавшие деревья и слезил глаза. Ветер отсутствовал, солнце жарило. В общем, погода и обстоятельства способствовали началу налаживания межмировых связей. Царевич расположился на земле вместе со мной и Томой. Малик тоже сидел рядом, но связанный. Ради остальных согласился. Другого выхода ни ему, ни нам не оставили. Шурик возлежал на носилках, которые соорудили из двух копий, поперечин из веток и покрывала. Вместе с другом выслушивал новости. Когда прояснилось, что в местном понимании наши два и два оказались ангелами и как бы наоборот, они с Маликом переглянулись. Ничего не сказали. Затем Малик огорошил, глядя на царевичью конягу:

— Это не наши лошади. Или вообще не лошади.

Других специалистов среди нас не нашлось, просто поверили. Когда учился кататься, лошадь была примерно такая же: низкая, крепкая, поэтому я разницы не видел.

Руки Томы, выполнявшей роль санитара, выглядели ужасно. Как и лицо, которого они непроизвольно касались, вытирая пот или поправляя волосы. Как и волосы.

Я выглядел не лучше.

— Досталось вам, — покачал царевич куполом шлема, снять который за импровизированным столом не удосужился. — Выжить без оружия при нападении такой стаи… Это потому что кладбище рядом. Далеко волки такой ордой не ходят, прокормиться трудно.

— Волки? — Тома первой из нас не вытерпела, возмутившись против явной нелепости. — Это собаки. Наверное, бродячие. Вон трупы!

Гордей непонимающе посмотрел.

— Это волки. А кто такие собаки? — Вдруг осекся и сам себя перебил: — Не надо! Не рассказывайте!

— У нас их зовут собаками, они живут в домах, охраняют и являются лучшими друзьями человека, — четко сформулировала Тома.

Как первокласснику. В ее понимании, царевич из прошлого был тупым как заглючившая «Винда».

А у царевича отлегло от сердца.

— Вы о псинах, — сообразил он. — Говорят, где-то волков приручают, это и есть псины. За жизнь ни одной не видел. Думал, сказки.

— Почему вы не перебьете всех этих со… волков? — проявила Тома природное любопытство.

— Невозможно, — вздохнул Гордей. — Рады бы, но невозможно. Иногда объявляются всеобщие облавы, если чересчур расплодятся. Обычно просто охотимся на мех и шкуры.

Он повертел перед нами головой в шлеме с хвостом. Собачьим, как выяснилось. Капец романтике. Как жить дальше?

Сидя рядом, я с интересом разглядывал устройство местных доспехов. Доморощенные реконструкторы, с которыми довелось общаться, успешно приблизились к, как теперь говорится, аутентичности. На меня смотрел оригинал аутентичнейший, аутентичней и оригинальней некуда. Доспех царевича состоял из передней и задней половин, крепившихся на боках застежками. Кожаная основа, надетая поверх рубашки, обшита горизонтальными рядами мелких бронзовых пластинок — внахлест, верхние накрывают нижние. Издали похоже на чешую. Перед кирасами и полноценными панцирями из лат такой доспех имел преимущество — гибкость. Грудную часть закрывал крепившийся ремнями к наспиннику фигурный нагрудник, изображавший, что вполне логично, накачанную мужскую грудь. Пах и бедра покрывала мелко-пластинчатая юбка. Из-под нее выглядывала вторая, нижняя, из ткани знакомой розово-фиолетовой расцветки. Ременная портупея тоже имела защитные пластинки и выполняла роль «разгрузки» солдат двадцать первого века: к ней крепились меч, нож и сумочка типа борсетки для кремня, точила, иглы и прочих нужных мелочей. Поножи защищали не прикрытые щитом части ног и состояли из трех вертикальных пластин: передней и более мелких боковых. Крепились тоже ремнями. Наручи закрывали руки от кисти до локтя. Широкий меч утоп в деревянных ножнах, покрытых кожей и в трех местах скрепленных металлом. Резная рукоять оружия похожа на костяную, навершие — блестящий бронзовый шар. Перекрестие — прочная узорная полоса. Шлем, сужавшийся в острый шип, имел мелкие отверстия для вентиляции внутри рельефного орнамента.