Дэвид Геммел - Мечи Дня и Ночи

— В его истории об этом ни слова нет, — изумился Ландис.

— Есть, только надо знать, где смотреть. Я нашел это в Кетелиновой «Книге сует». Очень занимательно.

— Я эту книгу перечитывал много раз. О Скилганноне там ничего не сказано.

— Зато много раз упоминается имя, которым он звался в монашестве — брат Лантерн. Кетелин называет его Проклятым.

Ландис раскрыл рот и покрылся гусиной кожей.

— О небо! Так Скилганнон — это Лантерн? Тот, кто поубивал столько народу у монастыря Кетелина?

— Для человека науки ты слишком спешишь с выводами, Ландис. Да, Кетелин отзывается о нем как о безумном убийце. Но так ли это? Ведь толпа шла в монастырь, чтобы перебить монахов, а Лантерн остановил ее.

— Путем убийства, — заметил Ландис.

— Он стал убивать лишь после того, как кто-то из них ударил ножом Кетелина. Ты коришь меня за упоминание о крылатом коне, — усмехнулся внезапно Гамаль, — а сам до сих пор находишься в плену своих детских представлений. Скилганнон был героем, это бесспорно. При этом он был убийцей. Всякий, кто выходил против него, умирал.

— Он был воином, этим все сказано, — отрезал Ландис.

— Больше чем воином. И погоди пока волноваться о том, что он не внушает тебе трепета. Дай ему время, Ландис. А там мы увидим, какой была Устарте — прозорливой или полоумной.

— Мы уже не раз говорили об этом, — с кривой улыбкой промолвил Ландис. — И каждый раз ты умудрялся бросить на ее пророчество тень сомнения.

— Благословенная, насколько я помню, оставила нам целую книгу пророчеств.

— Ну, Гамаль, это нечестно. Ты же знаешь, что их нельзя назвать пророчествами в полном смысле слова. Она говорила, что будущих много, и давала примеры осуществления этих будущих. Ее пророчество относительно Скилганнона — совершенно иное дело.

— Принцип тот же. Жрица видит много будущих и не в силах отличить то, что будет, от того, что может случиться. Не сомневаюсь, что ее видения показывали ей пришествие Вечной. Нет сомнения и в том, что она видела в возвращении Скилганнона средство одержать над Вечной победу. Но разве тебе не ясно, Ландис, что это будущее по-прежнему остается одним из многих? Жизнь не дает нам уверенности ни в чем.

— Мне необходимо верить в это пророчество, Гамаль, — вздохнул Ландис, — и ты знаешь почему. — Он встал и подошел к перилам балкона, глядя на горы. — Пока все это было мечтой, озарявшей мое сердце и ум, я ни секунды не сомневался. Теперь же, когда мечта стала действительностью, она кажется мне какой-то... мелкой. Я мечтал привести в мир могущественного героя, наделенного несгибаемой силой духа. Теперь я начинаю чувствовать себя дураком.

— И напрасно! Не спеши его судить, Ландис. Видя его в Пустоте, я чувствовал и силу, и тот несгибаемый дух, о котором ты говоришь. Там обитают чудовища много страшнее тех, что ходят по этой земле. Скилганнон встречал их отважно. Ты еще убедишься в том, что мифы не преувеличивали его мастерства. И не принимай мой цинизм близко к сердцу. Я, как многие циники, в душе романтик. Мне тоже хочется верить в Благословенную и в ее пророчество. Мне тоже хочется видеть, как Вечная будет посрамлена. Поэтому сосредоточимся на положительных сторонах. Скилганнон возродился — вот тебе первое чудо. Теперь мы должны помочь ему вновь обрести память. Именно память делает нас тем, что мы есть, Ландис. Воспоминания — те кирпичики, из которых складываются наши души.

— От него зависит столь многое. Это пугает меня, — немного успокоившись, сказал Ландис.

— А вот меня больше нет. Возможно, это благо, посылаемое всем смертным.

— Почему ты не позволяешь мне тебя оживить? Я дал бы тебе еще тридцать лет полного здоровья, ты же знаешь. Не понимаю я этого стремления к смерти.

— Я всем доволен, Ландис, — усмехнулся старик. — Я прожил много полных жизней. Слишком много. Теперь я нахожу вкус в своей старческой слабости. Даже моя слепота в некотором смысле благо. Думаю, и смерть будет им.

— Но ты нужен нам, Гамаль. Нужен всему человечеству.

— Ты слишком превозносишь мои таланты. Расскажи лучше, как поживает Харад.

Ландис снова сел на свой стул.

— Он силен — я не знаю никого, кто был бы сильнее. Работа ему как будто по вкусу. Но он вспыльчив и подвержен припадкам насилия. Люди избегают его, и друзей у него нет. Ты думаешь, Скилганнону пора встретиться с ним?

— Пока еще нет, но скоро будет пора. — Гамаль умолк, и Ландис, думая, что старик уснул, тихонько поднялся с места. — Еще не поздно, Ландис, — со вздохом промолвил Гамаль. — Ты можешь еще передумать.

— Скилганнон уже здесь. Я не могу сложить его кости обратно в гроб.

— Я говорю не о нем. О других Возрожденных. То, что ты делаешь, больше чем глупость, Ландис. Это погубит все, чего ты достиг здесь.

Ландис тяжело опустился на стул.

— Давно ли ты знаешь?

— Почти с той минуты, как летом приехал сюда. Я увидел ее лицо в твоих мыслях. Не могу поверить, что кто-то из людей, знающих Вечную, способен быть столь бесшабашным. У нее есть Мемнон, а он гораздо искуснее меня. Если уж я проник в твою тайну, то неминуемо проникнет и он.

— Возможно, да, а возможно, и нет. — Ландис, склонившись над стариком, погладил его руку. — Ты знаешь, в чем моя слабость, а Мемнон не знает. И я тоже умею ставить защитные чары.

— Защитные чары не отведут теневой клинок, Ландис.

— Никто не знает об этом, кроме нас с тобой, — упорствовал Ландис.

— Пусть же это останется правдой как можно дольше, — с чувством ответил Гамаль.

ГЛАВА ВТОРАЯ

Обнаженный Скилганнон стоял на своем широком балконе и, глубоко дыша, выполнял упражнения для растяжки мускулов. Он стал теперь гибче, молодые мышцы охотно повиновались ему. Стоя на согнутой в колене левой ноге, он вытянул правую назад, свел ладони поднятых рук и медленно, следя за тем, чтобы дыхание совпадало с движениями, прогнул спину так, что его тело образовало правильный полумесяц. Но тут мышцы правого бедра задрожали, и под левой лопаткой возникла легкая боль.

Когда-то эти упражнения давались ему легко, судя по пролетавшим в памяти клочьям воспоминаний. Он медленно выпрямился и оперся на перила, давая обрывкам улечься.

Мысленным взором он увидел высокое, освещенное луной здание. Где-то внизу виднелись острые скалы. Стоя на парапете кровли, он подпрыгнул, сделал в воздухе пируэт и легко стал ногами на то же место. Одно неловкое движение, неверный расчет, и он разбился бы насмерть.

Потом картина померкла, и Скилганнон стал продолжать, стараясь не слишком нагружать свое тело — главным сейчас была растяжка, а не полная отдача. Тем не менее, час спустя он устал и остановился.