Василий Горъ - Нелюдь

Потом, все-таки, заглянула, привычно ужаснулась и… с интересом уставилась на свое изображение.

Конечно же, за годы, прошедшие с того времени, рыжие волосы и конопушки никуда не делись. А вот щеки и плечи заметно округлились. Кроме того, бабушкино платье очень выгодно подчеркивало талию, красиво приподнимало грудь и делало меня выше, чем я есть.

Пару раз повернувшись вокруг себя, я кинула взгляд на Амату и застыла: кормилица смотрела на мои бедра и угрюмо хмурила брови. Видимо, пытаясь решить, нравится ей мой вид или нет.

— Это платье делает тебя взрослее! — буркнула она через десяток ударов сердца.

Я потупила взгляд и незаметно осенила себя знаком животворящего круга. Вернее, мне показалось, что незаметно — не успела я закончить движение, как на лице кормилицы заиграла довольная улыбка:

— Ты права, дочка! Раз Вседержитель послал тебе это платье, значит, пришло твое время…

— Спасибо, Амата!!! — воскликнула я и бросилась ей на шею. — Я тебя так люблю!!!

— Я тебя тоже… — ответила она, легонько шлепнула меня пониже спины и добавила: — Ладно, обниматься будем потом. А сейчас займемся твоей прической…

Я обрадованно метнулась к пуфику, стоящему напротив зеркала, села… и тут же вскочила на ноги: в коридоре раздался топот подкованных сапог:

— Ваша милость, вы у себя?

— Что тебе тут надо, а, Кулак? — раздраженно рыкнула Амата. И, распахнув дверь, высунулась из комнаты.

— Его милость срочно требует баронессу к себе в кабинет! — преувеличенно громко — видимо, чтобы мне было слышно каждое слово — протараторил десятник.

Я тут же оказалась на ногах: в его голосе звучали нотки, которых я еще ни разу не слышала!

Видимо, его тон подействовал и на Амату, так как она помрачнела и коротко поинтересовалась:

— Что-то случилось?

— Только что прилетел почтовый голубь от его величества… — угрюмо буркнул Кулак. — В Авероне мятеж…

Я выдернула из волос поддерживающие их шпильки, влезла в туфельки и, торопливо посмотрев на себя в зеркало, вылетела в коридор…

… В замке было шумно, как на Меллорском рынке. Или, скорее, как в военных лагерях, о которых так любят рассказывать мужчины: по лестницам носились перепуганные слуги, со стороны оружейной комнаты доносился лязг железа, этажом ниже ворочали что-то тяжелое, а выше — причитали.

Причитания доносились и с улицы — через настежь распахнутое окно Восточной башни, заглушая шелест дождя, до меня доносился многоголосый женский ор. Заглавную скрипку в котором играла Инария — жена десятника Урмана по прозвищу Ворон. Голосу ее мог позавидовать даже королевский глашатай, поэтому ее душераздирающую мольбу слышал, наверное, весь лен:

— …и на кого же ты меня бросаешь, сокол мой сизокрылый? Что я без тебя делать-то буду, счастье ты мое окаянное? Иди же, обними меня напоследок, услада ночей моих…

Голоса «услады ее ночей» слышно не было. Видимо, он занимался делом и не обращал на вопли супруги никакого внимания.

Голосила Ворониха недолго — когда я добежала до четвертого этажа, с улицы раздался рев отца:

— Заткни жену, Ворон! А то ее заткну я…

Я перепугалась еще сильнее: отец никогда не повышал голоса на вассалов, предпочитая словам действие. В общем, еще прибавила ходу и влетела в кабинет, не постучавшись. Чуть не расквасив себе нос об отцовскую спину, затянутую в кольчугу…

— Вы хотели меня видеть? — присев в реверансе, спросила я.

— Смирения тебе, дочка… — поздоровался он, снял со стены щит, аккуратно прислонил его к столу и повернулся ко мне. — Я уезжаю. В Аверон…

Потом оглядел меня с головы до ног и грустно улыбнулся:

— Готовилась к ужину?

Я сглотнула подступивший к горлу комок и кивнула:

— Да, отец…

Он подошел ко мне вплотную, провел пальцем по моей щеке и поцеловал в лоб:

— Ничего, вернусь — устрою пир на десятину. С музыкантами, фокусниками, акробатами… и танцами! Обещаю…

— Вседержитель с ними, с танцами! Вы, главное, возвращайтесь побыстрее, ладно?

— Я постараюсь… — вздохнул он, забросил на плечо переметную суму и поднял щит: — Значит, так: старшим остается Волод. И не сверкай глазами: в его возрасте я уже взял своего первого медведя…

— Так это вы… — еле слышно пробормотала я. — А он пока даже с Вороном не справляется…

— Ворон — боец, каких еще поискать… — усмехнулся отец. Потом снова помрачнел и с хрустом сжал правый кулак: — В общем, так: с утра выставите из замка всех посторонних, включая фокусников, Бездушного и гостей брата Димитрия. По-хорошему, надо бы сделать это сейчас, да вечер и ненастье, забери их Двуликий…

Я похолодела: в замке был один из слуг Двуликого! И не только был, но и должен был остаться до рассвета!!!

Перед внутренним взором тут же возникла картинка из рассказов Аматы:

… Могучий воин… Косматый, как медведь… В кожаном нагруднике с нашитыми на него металлическими пластинами, кожаных штанах и сапогах… С черным посохом, сверху донизу испещренным зарубками и клевцом или чеканом на поясе… Он поворачивается ко мне, левой рукой откидывает с лица седую прядь и смотрит мне в глаза… Взглядом, в котором живет Бездна…

…- Мэй! Ты меня слышишь? — рявкнул отец. И, выждав мгновение, дернул меня за плечо.

— Да, слышу… — непослушными губами вымолвила я.

Злиться он не стал. Просто поцеловал меня в лоб и грустно улыбнулся:

— Далее, пока меня не будет, держите ворота на замке. И не отворяйте их даже отпрыскам Латирданов… Единственный человек, которого можно впускать и выпускать из замка в любое время дня и ночи — это мэтр Давер: он обещал приехать то ли завтра, то ли послезавтра с каким-то чудодейственным лекарством для твоей матери… Запомнила?

— Д-да, отец… — кивнула я и снова присела в реверансе…

… Не успели отскрипеть цепи подъемного моста, как Волод, стоявший перед входом в захаб, повернулся ко мне и хитро прищурился:

— Снежного барса видела?

— Кого? — не поняла я.

— Барса! Снежного!!! — повторил он. — Сидит в одной из клеток, которые занесли в каретный сарай… А еще там есть медвежонок, здоровенный такой волчара, орел, заморская птица фараллан…

Я закатила глаза: брат не понял, куда и зачем поехал отец! И собирался жить так, как и прежде, то есть развлекаться и проказничать!

— Волод! В королевстве — мятеж. Отец просил присмотреть за замком… и за мамой… — поплотнее запахнув полы плаща, напомнила я.

— Замок — вот он! Что с ним сделается? А мама уже спит. Кстати, Тая сказала, что сегодня отвар получился сильнее, чем обычно, и до утра она не проснется…