Во имя твое - Дмитрий Панасенко
— Колотить? — Пальцы северянки снова сжались. Недовольно прикусив губу, гигантская женщина отвернулась от сучащего босыми ногами в паре дюймов над землей в попытке нащупать надежную точку опоры пастуха и покосившись на тушу мертвой Мохнушки перевела взгляд на дерево. Губы незнакомки начали медленно растягиваться в стороны. — Ха… Ха-ха-ха-ха! Залилась она неожиданно чистым звонким смехом и затрясла головой. — Ну и глупый же ты, жаборотый… Валкирию[2] за овцу… Да еще у йотуна. Ха-ха-ха-ха… Уморил… — Ха-ха-ха… Ты, что серьезно, принял меня за деву битвы?.. — Небрежно бросив подростка на землю отсмеявшаяся, наконец великанша, принялась вытирать выступившие на глазах слезы. — Ладно… Считай, что я тебя прощаю… Но если еще раз хоть пальцем ко мне притронешься — пожалеешь.
Дорди почувствовал, как его наполняет гнев. Это было как крепкий щелок на кожу. С ним такое бывало. Маленький и худосочный, он частенько бывал бит в драке, но иногда на него… находило. И тогда связываться с ним боялись даже взрослые. Нет, справиться с крепким мужиком он, конечно, все равно не мог, но как сказал, смеясь однажды Стефан — кузнец, это как котов дерущихся голыми руками разнимать — маленькие тварюшки, а так исцарапают, неделю в перевязках ходить будешь. Хуже всего было то, что приступы гнева накатывали на Полбашки в совершенно неподходящие моменты. Вот и сейчас тонкий голосок разума в глубине души пастушка нерешительно указал на то, что, мол лучше бы извиниться и попытаться помириться с оказавшейся бешенной и глупой северянской божьей дочкой, да и вообще может не стоит делать то, что он сейчас задумал, но тут же захлебнулся в горячем будто кипящая смола потоке ярости.
— Это я значит, жаборотый, я?! А ты, а ты… А ты тогда уродина, вот!! И рожа у тебя грязная! Не смей так мужа своего называть! Ты слушаться меня должна!! Я теперь твой хозяин!!! — Надрывая горло взвизгнул вскочивший на ноги Полбашки и зарычав от ярости подняв над головой кулаки бросился на обидчицу. Руки Дорди сомкнулись на талии дикарки, лицо налилось багрянцем, и без того выпученные, будто у вытащенной на берег рыбы глаза покраснели, почти вывалились из орбит, а тощие ноги затряслись от напряжения. Явно не ожидающая подобного напора великанша удивленно охнула, пошатнулась и потеряв равновесие неловко взмахнув руками повалилась на спину увлекая за собой пастуха. Дорди завопил от восторга, лягушкой скакнул вперед, проскользнул под мелькнувшей в воздухе и чуть не сграбаставшей его огромной пятерней неожиданно для самого себя оказался сидящим верхом на животе великанши. Сомкнув правую руку в кулак Дорди коротко вякнув от смеси ужаса и азарта ударил свою противницу в нос. Не попал. Незнакомка успела отвернуть голову и кулак проехался по ее скуле. Впрочем, Дорди не придал этому никакого значения. Не обращая внимание на содранную о жесткую траву кожу и неприятный хруст суставов, подросток рывком освободил придавленную ворочающейся под ним великаншей ногу и издав задушенный яростный хрип изо всех замолотил по лицу и груди здоровилы. В сердце мальчишки ревело темное пламя. Этот старый бог наверняка либо глухой либо глупый. Да-да. Глупый. Совсем глупый. Не зря же говорят дубовая башка. А у него башка то действительно убовая. Такую дурную жену ему подсунул. Дерется, обзывается… Нет, этот старый бог точно его обманул. Точно-точно. Подсунул небось самую завалящую да ненужную. Вон ни платья ни туфелек ни коня с крыльями. Даже одежды толковой нет. Приживалка небось какая-то это а не божья дочка. Все его обманывают. И не любят. Вот потому у него жизнь и не ладится. Но ничего, он ее воспитает. Батя мамку каждый день вон, воспитывал, и он эту деву глупую воспитает. Они еще увидят, все увидят, он еще всем покажет. Сейчас, она у него получит. Так получит, что потом как шелковая ходить будет. Слушаться будет. Глаза боятся на него лишний раз поднять. Злость прибавляла сил. Зарычав, Дорди заработал кулаками на пределе возможностей. Удары посыпались на противницу с частотой дождевых капель. Перед глазами плыл красноватый туман, а близость извивающегося под ним плотно обхватившего его коленями тела вызывала в организме Полбашки совершенно однозначный отклик. — А ну извинись! А ну извинись, уродина!! Сука драная!! Да я тебя… я тебя псам отдам!! Завизжал он и сцепив руки в замок обрушил удар на макушку своей жертвы.
— Псам?!.. — В ушах Полбашки раздался звон. Лицо подростка будто обожгло огнем, и у пастуха возникло стойкое ощущение будто его ударили по лицу тяжелой медной сковородой. Той большой, блестящей, с длинной ручкой, что у дядьки Денуца в доме стоит. Небо и земля в который раз поменялись местами, в спину воткнулись жухлые стебли остролиста а сверху будто навалилась гора. Гнев исчез будто его и не было. Остался лишь страх, и боль. Много боли. И что-то подсказывало Дорди, что в ближайшее время ее количество будет стремительно увеличиваться.
— Ты чего…
Следующая оплеуха пришлась слева, и в глазах Полбашки заплясали яркие звездочки… великанша была тяжелой. Очень тяжелой. И сильной. Такой сильной что выбраться и отпихнуть ее в сторону не было никакой возможности.
— Не надо… Хватит… Стой… Я больше не буду…
Третий удар сопровождался отчетливым хрустом и на подбородок Дорди потекло нечто теплое, горячее пахнущее железом и медью. Во рту сразу стало солоно.
— Падаль жаборотая!.. — Соприкосновение ладони женщины с ухом почти выбило из подростка сознание. Перед глазами снова вспыхнули яркие пятна. Жесткие словно кузнечные клещи пальцы снова сомкнулись на его горле.
— И-и-х-х…
— Ну и что мне за женишок попался, а? — Рассерженной змеей прошипела в лицо пастуха громадная северянка и встряхнув его словно тряпичную куклу пару еще раз впечатала затылок мальчишки в землю, — мало того что морда как у жабы и башка сплющенная, так и еще шея как у сверчка лапка. В чем только душа держится. На миг убрав левую руку с горла Полбашки она небрежно ткнула двумя пальцами ему в грудь. Туда где смыкались ребра.
— Фх-бл-ю-е… — Из обметанных пеной губ мальчишки на подбородок выкатился ком щедро сдобренной желчью рвоты, под свернутым на бок носом надулись кровавые пузыри.
— Ну что, не раздумал еще меня псам отдавать? Или еще хочешь? — Прорычала страшная женщина и словно вылезший из воды пес, тряхнула головой в попытке отбросить на спину упавшую на плечо косу. А может, лучше тебя, вон, йотуну скормить? Йотуны, они человечину любят. Может он мне удачи даст, или денег.
— Не… Н-х-х… Ф-х-х.. — Глаза Дорди закатились. — Нхе-нхадо… — Нашел в себе силы прохрипеть он
