Бармалей и Снегурочка - Геннадий Тарасов
Но вот эта, ближняя – другое дело.
Давным-давно Василий Павлович исследовал ее на предмет функциональной загруженности, и обнаружил, что башня внутри абсолютно пустая, и в ней, кроме пары круглых, как иллюминаторы, проемов, да железной двери на крышу, ничего нет. Выяснилось далее, что ничего в башне размещать и не планировалось, то есть, цель ее существования чисто эстетическая, другими словами – красоту наводить. И действительно, эти башенки на крыше высотного дома с земли да издали смотрелись очень романтично.
А Василию Павловичу очень нужна была мастерская. Желательно, чтобы при этом она была отделена от дома. Башенка для этой роли подходила идеально.
Что ж, когда было нужно, Василий Павлович умел разговаривать с чиновниками. И он добился официального разрешения на обустройство кукольной мастерской в башне на крыше. И это главное. Остальное, как говорится, было делом техники и строительного мастерства.
У кукольного мастера, стоило ему кинуть клич, нашлись помощники, и много, разных специальностей и умений. Все дружно навалились, и за один летний месяц мастерская была готова.
В проемы вставили рамы, получились взаправдашние иллюминаторы. Стены отделали, утеплили и обшили изнутри досками. В полу пробили круглое отверстие и установили винтовую лестницу, так что в мастерскую стало возможно подниматься прямо из гостиной. Еще в мастерской установили чугунную печку-буржуйку, чтобы зимой получать от нее тепло.
Надо сказать, что имевшаяся железная дверь очень даже пригодилась. Все строительные материалы, и все оборудование для мастерской на крышу поднимали с помощью грузового лифта, ну а в башню доставляли через эту самую дверь.
Когда ремонт был закончен, Василий Павлович встал посредине новехонькой мастерской, огляделся, и почувствовал, что совершенно счастлив. И тут родилось у него это слово: «кадочка». Как ключик к этому дому счастья, к месту его силы.
Мастерская и на самом деле была изнутри похожа на кадку – круглая, и обшита вертикально расположенными досками. Отшлифованное и пропитанное горячей олифой дерево пахло одуряюще и выглядело умопомрачительно. Это было то, что кукольник любил, без чего полноценной жизни не мыслил.
Вот так мастер и заполучил свою «кадочку». Это было его любимое место пребывания, он, можно сказать, и жил здесь. Только спать спускался по винтовой лестнице вниз. Во всяком случае, так было до того, как появился новый театр. Но и теперь друзья знали, если Василий Павлович дома, значит он в «кадочке». Многие так и заходили к нему в гости, запросто: лифтом поднимались на крышу и стучались в железную дверку. Василий Павлович был рад друзьям, и охотно принимал всех в своей мастерской.
Друзей, как известно, много не бывает. А вот наоборот – сколько угодно.
Утро следующего дня, после того, как они приютили у себя Марфутку, Василий Павлович встретил в «кадочке». Он вообще вставал засветло, и до завтрака, до того, как Раиса Петровна поднимется и приготовит его, успевал сделать много. Когда же у него что-то не получалось, кукольник не спал всю ночь, ворочался с боку на бок, придумывая, как ему выйти из затруднительного положения. И часто озарение посещало его именно ночью. Тогда, покуда ветреная идея не унесена еще сна течениями, он вскакивал с кровати и бежал в мастерскую, проверить и зафиксировать то, что придумал.
Только не в этот раз. С последним кукольным спектаклем, который Василий Петрович придумал и старался поставить к открытию нового театра, возникли серьезные трудности. Надо сказать, что никогда ничего подобного с ним не случалось. Кукол он видел сразу, заранее, как цельный образ, и делал их так, как видел, можно сказать, без проблем. Но чтобы образ куклы ускользал от него, как он ни пытался его схватить, такого еще не бывало. Причем, центральный образ, главного злодея. Василий Павлович даже подумывал, а не отменить ли спектакль вовсе. Но и это было уже невозможно. Ведь спектакль уже объявлен, все другие куклы для него уже изготовлены, и вовсю идут репетиции. К тому же, создание нового театра дело совсем не рядовое, событие выдающееся. Хотелось блеснуть на открытии, сделать что-то такое, что запомнится, о чем будут вспоминать и говорить долгие годы. Нет, старый спектакль для такого случая не годится.
В общем, сидел Василий Павлович утром в мастерской, смотрел на болванку, которую держал в руках – так называл он неудачную куклу – и думал. Но думал вовсе не о кукле, как было все последнее время, а о вчерашней гостье, о Марфушке. Мысль о том, что их встреча с девушкой была не случайной, никуда со вчерашнего вечера не делась, наоборот, окрепла и переросла в уверенность. Василий Павлович, как и всякий Волшебник, пусть и кукольный, обладал даром предвидения. Вот и теперь, возникло у кукольника предчувствие, что с появлением Марфы грядут в их жизни перемены. Но вот какие, в лучшую сторону или, напротив, в худшую, этого он пока разобрать не мог. Потому и ждал с нетерпением, когда гостья проснется. Думал, может, тогда что-то прояснится.
А она не торопилась, разоспалась. Уже и Раиса Петровна встала, уже и завтрак состряпала, а Марфуша все почивала.
– Видать, умаялась девонька, – вздыхая, говорила хозяйка со значением. – Ну, пусть поспит еще. Сон, дело молодое.
Однако вскоре Раиса Петровна и сама встревожилась.
– Что-то не встает и не встает, – сказала она беспокойно. – А ну, загляну я к ней, все ли у нее хорошо?
Вопреки ее переживаниям, с Марфушкой все было в порядке. Она, одетая и причесанная, сидела у окна, смотрела на улицу, где в морозной глубине скребли лопатами дворники, убирая снег после вчерашней метели. Только мысли ее были где-то далеко, гораздо дальше зимы за окном. Увидев входившую в комнату Раису Петровну, она улыбнулась ей навстречу. Но, как показалось хозяйке, грустно улыбнулась.
– А ты что же к нам не выходишь? – спросила Раиса Петровна. – Ты выспалась ли? Все ли хорошо?
– Доброе вам утречко! – сказала, точно колокольчик прозвенел, Марфонька. – Да, я выспалась, спасибо огромное. И, вздохнув: – Нет, хорошо не все.
– А что ж тебе не так? – встревожилась Раиса Петровна.
Марфутка снова вздохнула.
– Вчера я к вам просилась всего лишь на одну ночку...
– Так.
– Но... На самом деле... Так сложилось, что идти мне некуда. Это временно, правда! Просто, надо понять и решить, что делать дальше. Можно, я пока у вас
