Бармалей и Снегурочка - Геннадий Тарасов
– Не торопись, деточка, не топи себя в печали, – сказала Раиса Петровна сочувственно. – Ты девица совсем молодая, у тебя все впереди. Все будет, поверь мне, и любовь будет, и радость. Ты просто еще своей половинки не повстречала.
– Ваша правда, не повстречала. Хорошо бы поскорей уже. Так хочется влюбиться! – закручинилась Марфуша.
Однако кручинилась она недолго. Не прошло и нескольких минут, как личико Марфутки прояснилось – будто солнышко выглянуло из-за тучки – и она вновь была весела, и серебряный колокольчик ее смеха звенел не переставая.
Вообще, то был единственный раз, когда Марфа выказала свою кручину прилюдно, в остальное же время она даже не подавала виду, что ей тоже может быть грустно. Раиса Петровна думала, что, должно быть, давала волю своей печали Марфуша, оставаясь одна в своей комнате. Иногда утром можно было заметить, что глазки ее припухли и покраснели от пролитых слез. Что ж поделать, думала хозяйка. Девичьи слезы, то такое. Будто роса на цветах-первоцветах. Без них не бывает ни свежести первозданной, ни настоящей красы. А придет время, слезы печали сменятся слезами радости, и все будет, как должно быть. Жизнь женщины так устроена, что всю ее сопровождают слезы, по разным поводам и часто без них. Слезы, это всего лишь смазка жизненного механизма, без которой жизнь дальше не пойдет.
Вот так появилась да и осталась девица Марфа в доме у старых кукольников, в их Дозорной башне.
И все ей нравилось в этой похожей на пещеру с сокровищами квартире, но больше всего – куклы. А когда Василий Павлович провел ее по винтовой лестнице наверх и показал ей «кадочку» – все, душа красавицы навсегда прикипела к кукольному волшебному миру. Она вошла в него так легко и просто, будто всегда ему принадлежала. Хотя, если разобраться, то оно конечно. В сказочном мире Марфутке самое было место. Василий Павлович так и подумал, что, должно быть, пришла она к ним из сказки. А это значило, что всякие необычные происшествия, чудеса и не очень, не за горами.
Вдруг выяснилось, что не только разные домашние дела у Марфы в руках спорятся, но и к куклам у нее дар особый. Это сразу открылось наметанному взгляду кукольного мастера, и проявилось в том, как сами куклы обрадовались встрече с Марфуткой.
– Что же ты так давно не приходила? – спросил ее ежик. Он прильнул к руке кукловода и, казалось, стеснялся своих откровенных чувств и слов. Он говорил тихо и достаточно сдержанно, опуская взгляд и пряча глаза. – Я так долго ждал тебя!
– Долго? – изумилась Марфуня. – Как долго? Ведь мы с тобой познакомились лишь вчера вечером!
– Совершенно верно, – продолжал грустить ежик, – вчера вечером. Но ведь с тех пор прошла длинная ночь! А ты знаешь, что такое ночь? Это целая жизнь! Ее можно прожить в радости и в любви, а можно в грусти и в слезах. Так вот я провел эту ночь в страхе. Я боялся, что не понравился тебе и что мы с тобой больше не встретимся. А я так хотел увидеть тебя снова!
– Что ты, ежик! Не надо таких мыслей, – запротестовала Марфутка. – Ты мне тоже вчера понравился. А сегодня я от тебя просто в восторге!
– Правда? – ежик заулыбался. Марфушка не верила своим глазам: он улыбался! – Ой, – сказал ежик, – я не верю своему счастью.
– Ах, ты моя радость! А можно я его подержу? И повожу? – попросила вновь объявившаяся ученица Василия Павловича.
– Конечно! – легко и с радостью согласился он и ловко снял куклу с руки. – Только смотри, здесь... – начал он объяснять, передав ежика в девичьи руки. Однако объяснений не понадобилось, да Марфа их и не дослушала. Она быстро надела довольно сложную проволочную конструкцию на руку, и...
– А вот и я! – сказал ежик звонким молодым голосом. – Привет! Он вскинул лапку и пошевелил крошечными пальчиками.
– Ну, ты даешь! – восхитился Волшебник. – Никогда такого не видел, чтобы с первого раза кукла начинала кого-то слушаться.
– Разве это так сложно? – удивилась Марфа.
– Вообще-то, да. Некоторым и за месяц эта наука, или искусство, как назвать, не дается. А ты сразу, раз – и все, будто тот же месяц тренировалась. Молодец.
– По мне, так все понятно. Как глазки открываются, как ротик, как ручки и пальчики. Разве нет?
– Понимаешь, в чем дело, – теребя бороду, взялся объяснять Василий Павлович. – Не стараясь себя похвалить, но и не преуменьшая своих заслуг и достоинств, хочу сказать тебе, что эта кукла, как принцип, как специальная конструкция, мое изобретение. Называется, запястная кукла. Тут, видишь, вся механика собрана так, чтобы крепиться на запястье. И им же управляется. Малейшее движение мизинца. или руки, с помощью проволочек и лески передается на глаза, на рот, на пальцы. Кукла живет! До того, что зрители к ней так и относятся, как к живой, и разговаривают – с ней, и общаются – тоже с ней.
– Конечно, – сказал ежик. – А как иначе? Я живой! Живее всех живых!
– Ото ж!
– У нас в деревне тоже мастер был, берендеечник. Кукол-берендеек из деревяшек вытачивал.
– Знаю такое. Только это совсем другое искусство. Такие куклы на палку насаживаются и двигаются из-за ширмы. Это просто.
– Просто, ага. Только у того берендеечника куклы сами представление давали. И ходили, и говорили, все сами. Как живые.
– Как живые, говоришь? Хэх! – Василий Павлович как-то странно посмотрел на гостью. И потом только сказал: – Ну-ну.
– Наверное, у вас много учеников? – торопливо спросила Марфа. Ей и самой показалось, что она лишнего сказала. – Не удивлюсь, если это так.
– Ты знаешь, нет, – возразил с видимым сожалением Мастер. – Вообще говоря, кукольник, это не профессия на
