Хрустальный монарх (СИ) - "Face against the wind"

С каждым заклинанием меня всё сильнее охватывало оцепенение, Шалтис проникала в разум и пыталась подчинить своей воле, каждый выстрел давался сложнее. Я согнулся, схватившись за виски, вокруг стала подниматься метель. Но единственным якорем, что держал меня в сознании, был Кира, который, теперь уже израненный, едва ковылял в мою сторону, оставляя на снегу глубокие следы. Следы… Сколько лет мы их не оставляли, и тут…

Продолжая бороться с одержимостью, я поднялся на ноги, чтобы помочь Кире, снова взять его за руку и бежать. Бежать, не думая ни о чём, кроме спасения. И он шёл ко мне так быстро, как мог, по своему нелепо посмеиваясь сквозь боль.

— Мы уже почти выбрались. — сказал я, измученно дыша.

Сцепив ладони, мы побежали дальше, в дикие снега, где выжить нам поможет только сила стигматы. Вернее, бежал я, а Кира тащился за мной, теперь уже едва-едва, не знаю, как держась на ногах. Мы и не заметили, как пошёл снег, и стало совсем тихо. Ни единого звука в снежной пустоши.

— Вроде оторвались… — сказал Кира, не сбавляя темпа, как вдруг тишину разорвал звук пронзаемой плоти.

В его ногу вонзился гарпун.

Крик боли лучшего друга поверг меня в ужас. Мы повалились на землю, и я тут же пополз к снаряду, чтобы вытащить его из голени Киры, но верёвка моментально натянулась. Раздался хруст. Новый крик, и Киру уже нещадно тащит назад. Взмах рукой, ледяное лезвие разрубило верёвку. Мы едва успели снова сцепить руки, как следующий гарпун достиг другой ноги Киры, вызвав крик настоящей агонии. Я упёрся ногами в скомканный снег и отчаянно тянул друга на себя, сжав зубы. А он…

А он терпел боль, как и всегда, и смотрел мне в глаза, выискивая в них ответ на немой вопрос.

— Я уже не смогу бежать. — изнеможённый голос резал уши, губы Киры растянула глупая усмешка. Но усмешкой не скрыть проступившие слёзы. — Беги уже… Либо я, либо ты, помнишь?

— Балбес… — слова ранили в самое сердце. Никогда не думал, что услышу что-то подобное от того, кто был со мной с самого начала и прошёл через все многолетние страдания. Я только крепче сжал его руки, не собираясь сдаваться. Ледяные рисунки покрывали кожу, нагнетающий смех Шалтис в голове заставлял рассудок туманиться.

Вдалеке уже стали слышны крики культистов, над ухом просвистел новый гарпун, предназначенный уже для меня. И как бы мне не хотелось признавать, в глубине души я понимал — мне придётся его отпустить, иначе весь этот побег бессмыслен. Умрём оба.

Но я не могу… Не могу отпустить его, чёрт тебя дери!

Дрожащий смешок Киры заставил посмотреть ему в лицо. Доброе, улыбающееся лицо. Смирившееся.

— Вечно ты надрываешься до конца, Ледас… Мне сейчас оторвёт ногу, если… Не перестанем.

Когда его ладони расслабились, я понял, что он хочет сделать, и лицо исказила гримаса ужаса. Это правильно, но… Я всё равно не сдамся до конца. Снег проредило дорожкой от нашей борьбы с натянутым гарпуном, мои руки, покрытые светящимся рисунком из инея, едва цеплялись за расслабленные запястья Киры.

— Ты обещал узнать для меня про оленей, помнишь?

Пустой взгляд, осознавший, что это последние секунды, когда мы видим друг друга. А дальше — неизвестность. Смерть? Застывшие воды? Чувство потери ударило по вискам, и я просто… Сделал то же, что и Кира. Смирился. Этот поступок не должен быть напрасным. Возможность не должна быть потеряна…

Снова раздалась песня. Я обернулся на звук, и морозные рисунки на коже тут же развеялись. Зов не затихал, и я не мог ему противиться. Шалтис что-то шептала, но я не слышал её — в моих ушах, словно гипноз, звучала только знакомая из детства колыбельная. Бежал до тех пор, пока снова не увидел белую девушку, стоящую вдали. Она… Ждала меня. Определённо. Метель развивала её платье и волосы, превращая незнакомку в ещё больший символ спасения, к которому я стремился уже из последних сил.

Девушка снова исчезла из виду, и я отчаянно бросился ей в след. В какой-то момент взгляд выхватил из разыгравшегося бурана светящиеся рога морозного оленя, возвышающегося надо мной. Могучий зверь смотрел на меня, гордо вскинув голову, а затем опустил рога к земле, словно кланяясь на прощание.

Я зажмурил глаза и побежал быстрее от этого места, отгоняя вчерашние воспоминания. Я буду помнить этот день…

И я вернусь.

***

Песня привела меня к пещере — настоящее убежище в такую метель. Хотя, мне то что — холод уже не обжигал мою кожу. Я зашёл внутрь. Темно, сыро, и эхо разносило звук бушующей снаружи метели по каменным стенам. Было настолько темно, что даже собственных рук не видно.

Теперь колыбельная звучала… Тихо. Совсем рядом, словно над ухом. Я оглядывался, пытаясь понять, откуда она звучит, но треклятая темнота не позволяла увидеть ничего от слова совсем. Я выдохнул. Раскрыв ладонь, я выпустил маленькую сферу холода в воздух, которая на мгновение осветила пещеру. Вспышка света выхватила из темноты девушку — серокожую, обнажённую, с двумя перепончатыми крыльями, висящую под потолком передо мной с обвисшими вниз белыми волосами. Снова стало темно, и я отступил назад, вздрогнув от неожиданности.

Что ещё за чёрт? В следующую секунду меня схватили со спины, а в шею вонзились клыки. И это было неприятно. К боли я привык, а вот к чувству обманутой и загнанной в угол добычи — нет. Я пытался применить стигмату, чтобы освободиться, но в глазах резко потемнело, разум помутился, и я потерял силы.

Снова услышав в голове мотив тихой колыбельной, я рухнул в небытие.

Глава 4: "Дети Крайнего Севера" Часть 4

Напряжение в теле росло. Жар, холод, ненасытная жажда, и всё одновременно. Я спал, но словно находился в сознании, чувствуя всё, что происходило со мной и моим телом.

А оно словно… Менялось. Трансформировалось. Меня било в лихорадке, приходили жуткие видения крови и истерзанных тел. Я видел культ и обнаженную светловолосую девушку, лежавшую на алтаре. Вокруг стояли жрицы, в её спину бил столп света. Знакомая картина… Затем — смерти, предательство, тёмный безлюдный город с кучок мостиков и узких улиц. И колыбельная, которую я знаю уже очень хорошо. Снова север — высокий белый мужчина, пещеры, кровь на снегу, жажда.

И моё серое лицо.

***

Я пробудился. Не проснулся, нет. Слишком неподходящее слово для того, как я себя чувствовал. Я открыл глаза, и увидел мир в совершенно других красках. Всё было… Ярче, чётче, каждый скол на камнях в склепе, в котором я лежал, бросался мне в глаза. Я сделал вдох, и снова почувствовал что-то новое, а именно, что не почувствовал ничего — нет того ощущения, когда вдыхаешь свежий морозный воздух. Я сглотнул, почувствовав сухость во рту. Попробовал подышать носом — и тут же пожалел об этом. Мой подбородок и грудь были залиты кровью, что ударила в нос сладким, пряным запахом. Голова загудела, тело само дернулось, заставив меня приподняться на каменной плите, и вдруг глаза застелило кровавым полотном. Тело совсем перестало слушаться, и мне хотелось сорваться с места, побеждать куда угодно, лишь бы найти кого-то живого, тёплого, чтобы разорвать на части и выпить досуха. И это невыносимое жжение в горле…

— Пей. — раздался женский голос надо мной, и взгляд выхватил изящную белую руку, протягивающую мне кубок, наполненный кровью.

Не иначе, кровью — я знал это по тому самому запаху, что сейчас заставлял меня сходить с ума. Поражаясь самому себе, словно обезумевший, я выхватил кубок и стал жадными глотками пить предложенный нектар. Нектар — не нашлось слова лучше, чтобы описать, насколько вкусной сейчас была самая обыкновенная кровь, вкус которой мне приходилось ощущать в воздухе почти всю свою жизнь. Когда я закончил, тело снова стало меня слушаться, и я наконец мог посмотреть на девушку, мечтал рассмотреть которую с тех самых пор, как она впервые мне приснилась.

Она сидела за дряхлым деревянным столом, закинув ногу на ногу, и смотрела на меня так, будто я рассказал несмешную шутку. Её платье, во снах белое и словно сверкающее, сейчас было запятнано кровью вокруг дыры на талии, которая явно была свежей. Глаза — молочно-серого цвета — вглядывались в мои. Я заметил, что на столе даже свечи никакой не стояло, но, тем не менее, я всё прекрасно видел.