Kagami - Дети Зазеркалья

Я не могу объяснить все это Марку. Шету Библиотеке отдал Эврид, он имел на это полное право, и Марк никак не мог повлиять на его решение, даже если бы захотел. Но тогда он и не хотел. А вот Питера он мне добровольно не отдаст. Я не хочу ссориться с Марком, не хочу его обижать, особенно сейчас, когда он так нуждается в моей помощи. Я должна найти способ его уговорить, достучаться до него. Вождь должен оставить сына в покое по доброй воле. Они и так не слишком тепло встретились. Я видела, что Питер очень старается не показывать многолетней боли. У него хватило ума и сердца простить отца. Нужно, чтобы еще Марк смог простить себя. И меня. Хотя, лучше пусть он винит меня.

— Не торопи его, Марк, — я сама не замечаю, как произношу это вслух.

— Я понимаю, фейри, — в голосе вождя звучит такая печаль, что у меня сжимается сердце.

Марк так и не нашел в себе силы сказать сыну, что женат. Глупо, на мой взгляд. Он пришел сегодня один, без Эржены. И почему-то мне кажется, что ему пришлось пережить не слишком приятную сцену дома. Эржене тоже нужно время. Она и так слишком ревниво относится к прошлому Марка, и появление Питера не доставило ей радости. Пусть смирится, привыкнет к мысли, что у ее мужа есть вполне реальный, а не гипотетический, сын от брака, заключенного еще в другом мире.

— Что на счет генома? — переводит Марк разговор в деловое русло.

— Ищут, — коротко отвечаю я. Марк усмехается. — Близнецы, наверное, уже вылетели к Павлу и начали поиски. Лучше них с этим никто не справится. Тебя же мы нашли.

— Будем надеяться…

Мне не нравится его настроение. Очень не нравится.

— Марк, случилось что-то еще?

Он оглядывается на меня через плечо, качает головой.

— Срок ультиматума истекает через две недели, Марта. Мне нужно либо твое обещанное решение, либо геном.

— Марк, но ведь если даже ты получишь мага из другого мира, понадобится время, чтобы адаптировать его, научить. Как ты себе это представляешь? И потом, что сможет один, пусть даже очень сильный маг, против целого войска?

— Ты не понимаешь, фейри. Если геном возродится, воевать с кентаврами станет бессмысленно. Эльфам воевать. Они ведь предпочитают магические сражения, не любят марать ручки. Даже их заговоренные луки перестанут быть преимуществом. А посылать на войну слишком большие силы Лангарион не рискнет. Эльфы ему этого не простят. Так что, — Вождь Предреченный невесело усмехается, — либо кентаврийский маг из другого мира, либо ты прикрутишь Лангариону гайки, как обещала.

— Если бы я знала, как это сделать! — в сердцах восклицаю я и прячу глаза.

Что бы я делала, если бы Марк знал, какой ценой я могу спасти от войны его народ? А что бы сделал Марк?

Мало мне было откровений в родном мире — Шарль оказался непонятно кем, но тоже отсюда, наш сильный маг, судя по всему, Гордон, который магическими способностями обладать вообще не должен, Лисси упорно обращается к Асе с небывалым почтением, но при этом отказывается говорить, к какому народу принадлежит Ренатына крестница — так еще и любимых подружек пробило на откровения.

Сначала нарисовалась Тилли и долго рассказывала, как она скучает по технологическому миру и как ей надоели все эти маги, на каждом шагу норовящие что-то поколдовать. Я, естественно, задалась вопросом, а что за дело Тилли до количества волшебства на душу населения, но спросить, конечно же, не могла. Но тут то ли мой растерянный вид повлиял на малявку, то ли у нее выдался какой-то особый приступ щедрости на информацию, но она вывалила на меня такое… Вот уж никогда не пришло бы в голову, что магия, точнее потенциальная возможность ее вершить — продукт жизнедеятельности цветочных фей. Нет, Гектор когда-то рассказывал мне, что они есть суть магия, но я не поняла толком, да и не прислушивалась особенно. Впрочем, он и сам не совсем понимал, чтобы суметь объяснить доходчиво. Можете представить, в каком шоке я прибывала после этого сообщения. А фея, словно спохватившись, что наговорила лишнего, тут же взяла с меня слово, что я буду молчать об этом. Жаль. Хан бы многое отдал за подобную информацию. Впрочем, Библиотеке-то уж можно сказать. Она кому-то что-то сообщать привычки не имеет. Ну, кроме меня, конечно, а я и так знаю. Зато, может, разъяснит хоть что-то. А то у меня голова кругом. Да и не могу я от нее что-то скрыть, даже если захочу.

Но только я собралась пойти посовещаться со своим домом, ввалилась Рената. Вся в соплях и страданиях по поводу жестокости конунга. Ну и конечно, в очередном приступе мандража перед следующим туром соревнований. И чего, спрашивается? Два первых тура мы выиграли в сухую. Для гномов, чем более хрупкий предмет удается создать, тем больше чести мастеру. А Хандариф такое кружево стеклянное выдул, что не только у гномов, у всех дух захватило. Гретхен потом весь день за ним хвостом ходила и упрашивала сделать какую-то подвеску, которую она когда-то в каком-то каталоге видела, а купить денег не хватило. И Уме в него, как клещ вцепилась. Какой-то там жемчуг волшебный она вырастить хочет и именно в стекло его оправить нужно. В общем, невинное хобби нашего дорогого саламандра добавило ему головной боли от своих же. А конунг окончательно рассвирепел. Сина он теперь точно раньше времени не вернет. Как бы не задержал! Но нет, надеюсь, не посмеет все же. А пятый тур Синдин выиграет, это к кентаврам не ходи. Вот и получается, что у нас три победы уже в кармане. Даже если Уме и Грэм проиграют, быть Ренате женой рыжего гнома. Но она все равно паникует. Теперь из-за того, что Грэм может не вернуться к сроку. Да уж, все смылись в другой мир, а меня бросили на растерзание истеричной гномке. Вредные они. Хорошо, хоть Уме здесь не было, когда портал из Британии открыли.

Я честно поутешала Рен-Атар минут сорок, но, видно, слишком уж мысли мои были заняты цветочными феями, потому что Рена на меня обиделась, заявила, что я совсем ее не понимаю, и лучше бы мне самой поскорее влюбиться, а то совсем стала бездушной и черствой. Я на нее даже не обиделась. В таком состоянии она и похуже чего могла ляпнуть. Завтра извинится. Но на прощание гномка все же умудрилась подпортить мне настроение.

— А у тебя, между прочим, внука на эксперименты потянуло, — заявила она. — Сказал, что собирается провести какое-то шибко важное исследование и отправился в подвалы, — с этими словами она гордо удалилась.

Подвалы — это такое место, куда ходить, в общем-то, не следует. Нет, ну у нас там темницы, в смысле камеры. Еще обиталище Анкитиля, оно же мой самый личный кабинет, кажется, где-то глубоко под землей. Но не в том дело. Просто под этажом с узилищами есть лестница, ведущая вниз. Гектор говорил, что она обрушена, и спуститься нет никакой возможности. Я, когда впервые самостоятельно составляла план Библиотеки, все же сунулась туда. Даже спустилась ступенек на двадцать. Обвала не обнаружила, но почувствовала, что Библиотеке не нравится мое желание двигаться вниз. Я потом у нее спросила, почему мне туда нельзя, но ответила она очень туманно. А я не стала настаивать. Могут же быть у разумного существа какие-то личные тайны. А теперь туда потащился Макс.