Алексей Чернов - Темный рыцарь Алкмаара

Меченый схватился за белый металл. Схватился, стиснул пальцы и завизжал.

Ему показалось, что ухватил он раскаленный добела кусок стали, — боль была такая же, как в тот миг, когда ему в руки вложили кусок раскаленного железа. Тогда ему помог магический браслет. Но сейчас амулет оказался бессилен. Кожа вмиг почернела, запахло горелым мясом.

Меченый отпрыгнул назад, и медальон, проскользнув меж скрюченных, обугленных пальцев, звякнул о нагрудник Даргана, будто подал сигнал хозяину: я здесь, я вернулся. А Меченый уже катался по траве, воя и хватая обгорелыми пальцами влажные от вечерней росы стебли травы. Но боль не утихала.

Своими воплями Меченый перебудил всех. Первым вскочил Дарган. Руками поднял веки, да так сильно, что обнажились белки, отчего глаза его неестественно вытаращились. Медальон слабо светился, и серебристый блеск отражался в белках Даргана. Зрелище было жуткое. Но Меченого уже ничто не пугало — он задыхался от боли.

— О, Всевышний, что с ним? — прошептала Цесарея, выбираясь из шалаша. — Змея укусила? Тут водятся гадюки. Если змея, то надо…

— Он хотел украсть мою душу, — сказал Дарган.

Проснулась и Тейра. Эта спрашивать ничего не стала, рванулась к Даргану, будто была его личным телохранителем.

— Как ты? — девушка попыталась его обнять.

— Медальон на месте, — успокоил ее алкмаарец и отстранился.

Тогда она выхватила кинжал и повернулась к Меченому.

Идразель подошел неспешно, поигрывая посохом. Демонолог с минуту смотрел на муки несчастного, потом повернулся к монахине:

— У тебя есть хоть немного силы?

— Немного… — эхом отозвалась девушка. — Но Всевышний вряд ли откликнется.

— Надо хотя бы чуток подлечить парня.

Цесарея отрицательно покачала головой.

— Чтобы лечить, мне сил не хватит — только завтра после полудня, не раньше. И к тому же я не смогу ничего дать одному проклятому. Только всем вместе.

— Тогда хоть боль сними. Это можешь?

— Могу.

Цесарея взяла руку вора своими тонкими пальчиками и принялась шептать заклинания. Меченый вдруг прекратил корчиться и выгибаться всем телом и уставился на монахиню изумленным взором. Его рот кривился в недоверчивой ухмылке — как всегда. Расторопный Торм притащил монахине сумку следопыта, в которой полно было всяких снадобий. Цесарея наложила на рану мазь и перевязала руку чистой тряпицей. После чего Меченый, жалко поскуливая, улегся на своей лежанке из лапника. От пота он был мокрый как мышь, его трясло. Рука не болела, но кисть все время дергало, как будто невидимый кукловод в темноте привязал ниточку к изувеченным пальцам и теперь ради смеха время от времени за нее тянул.

Но, несмотря на это, воришке удалось быстро уснуть. Проснулся он на рассвете, внезапно ощутив непонятный нестерпимый холод в груди. Он выругался и сел.

Рядом стоял демонолог. В предрассветных сумерках его алая мантия казалась черной, а черепа на тулье шляпы светились.

— Еще раз попадешься на воровстве, отрублю голову. Сразу! — сказал Идразель тихим равнодушным голосом. — Не пальцы, не руку, а голову. Запомнил?

— З-запомнил…

— Повтори: быть мне без головы…

— Быть без головы. — Губы у Меченого тряслись, слова получались невнятные.

Идразель схватил сумку Меченого и высыпал содержимое на землю. В свете костра засверкала добыча: золотые кольца, серебряные пряжки, моток тончайшей серебряной нити, которую Меченый спер из шкатулки златошвеи, серебряная ложка, подарок на первый зубок чьему-то малышу, всего и не перечислишь — вся добыча за последние годы, с тех самых пор, как Меченый освободился от магического ошейника.

— Скольких же ты обокрал? — спросил Идразель.

— Н-не знаю.

— Говорят, великий вор тот, кто украл у каждого человека в Невендааре. Даже у себя. Себя ты уже обокрал. Так что дело совсем за немногим.

Демонолог собрал рассыпанные вещицы в сумку, а сумку повесил себе на плечо.

— Можешь начинать все сначала, Меченый. Ибо теперь ты отмечен дважды.

Глава 18

Драка с некстати подвернувшимся титаном ополовинила отряд Зитаара. И вот теперь на его пути встали проклятые.

Дюжина берсерков перегородила путь, позади них возвышался огромный демон — головы остальных бойцов были ему как раз по пояс. Кожа демона отливала красным, будто все еще освещенная подземным пламенем. Глаза его светились желтым огнем. Такая встреча не сулила ничего хорошего врагам Бетрезена.

— Опять одни кости! — заорал демон, разевая алую огненную пасть. — А где же еда?!

— Бей! — заорал Зитаар, обнажая меч, и клинок окутался зеленым ореолом магии.

Призрак дернулся — от него отделилась белая аура и поплыла наверх, а в сторону проклятых устремилось белое облачко магии.

На миг отряд проклятых был парализован. Воины-скелеты устремились на берсерков. Но тех было слишком много, и магия одного-единственного призрака смогла сковать их на несколько мгновений — как раз до того момента, как скелеты достигли противника.

— Еще! — закричал Зитаар.

Но призрак не мог больше никого парализовать — он накапливал силы.

Зитаар воззвал к Мортис и устремил своего коня на демона.

— А тебя-то хоть можно сожрать? — полюбопытствовал демон. И тут же презрительно фыркнул: — Мертвяк! Когда же появится настоящая еда!

— Мортис-с-с! — завопил Зитаар.

Его меч, неся за собой зеленый шлейф магии, обрушился на демона.

Но тот перехватил клинок своей огромной лапой, как детскую игрушку.

— Холодная сталь освежает! — хмыкнул демон и вырвал клинок рыцаря смерти из пальцев Зитаара.

Поражение было неизбежно: сам рыцарь смерти оказался беспомощен в схватке с демоном, а берсерки рубили скелеты противника, как заправские мясники.

— Мортис! — завопил Зитаар.

Никогда не кричал он так прежде, никогда не вкладывал столько страсти в этот призыв.

Воздух позади демона заколебался, из зеленой листвы сплелась живая мантия, нежная, как шелк, расшитая по краю золотыми осенними листьями. Но из прорезей мантии выглядывали кости почерневшего от жара скелета, а под покровом капюшона скалился голый череп.

— Я здес-с-ь! — прошипела безмясая.

Костлявые пальцы потянулись к демону, и огромная бычья шея проклятого переломилась с хрустом от одного прикосновения богини смерти. В следующий миг адское пламя в теле демона погасло, и на землю упала черная шкура, от которой повалил мерзкий чад.

Конь Зитаара попятился.

А костлявая ладонь промелькнула над головами берсерков, будто собиралась погладить непослушных мальчиков по головам, и в тот же миг скелеты принялись уничтожать обездвиженных противников.