Алексей Чернов - Темный рыцарь Алкмаара

— Я сказал — нет! — рявкнул Дарган, злясь на себя за свою непонятную злобу.

Тейра повернулась и побежала к костру, закрыв лицо руками.

Даргану показалось, что она плачет.

Демонолог долго прикидывал, что делать с пленными. Мраморная горгулья, сидя на макушке скалы, сторожила лагерь. Ее круглые, как у филина, глаза одинаково хорошо видели и днем, и ночью. Но все же в темноте под покровом леса кто-то из плененных мог ускользнуть. Посему Идразель связал всех мужчин веревкой, а Дарган наложил на нее заклинания, чтобы нельзя было веревку перерезать ножом.

Несвязанными остались Цесарея и Торм. Цесарею Демонолог просто-напросто поручил заботам Тейры, а мальчишка его мало волновал. Захочет удрать — пусть удирает, одним ртом меньше. Но Торм сидел возле Ренарда как привязанный. Заметив сию преданность, Ирг послал Торма за хворостом. И не ошибся — мальчишка набрал охапку сухих веток и вернулся к костру.

Меченый с самого первого дня в отряде был за повара. Вскипятив воды, он насыпал в медный котел крупы, бросил туда копченые ребра, добавил пряной травы, что нашел тут же, на склоне холма. Он беззастенчиво выпотрошил припасы пленников, обнаружил там пару луковиц, репу, крупу и тут же добавил все в похлебку. Из нехитрого скарба имперцев Ирг конфисковал миски и деревянные ложки. Похлебку стали разливать поровну всем — и сектантам, и пленникам.

— Надеюсь, вы кормите нас не тем же, чем Дарган своего коня, — заметил Ренард, снимая пробу. — А ничего, есть можно. Хотя я бы добавил сюда немного змеиного яда и волчьих ягод.

Торм тоже потянулся ложкой к котлу, но тут же получил по затылку от Гоара.

— Оруженосцы едят последними! — объявил Гоар.

— Не трогай парня! — прорычал Ренард. — Мы все теперь в плену и должны помогать друг другу.

— Мы в плену, но рыцари не как все. Может, этот оборвыш — твой незаконный сынишка? — хмыкнул Гоар.

— Чтоб тебе обожраться и лопнуть, — пробормотал Торм, глотая слезы и ковыряя ложкой землю возле костра. — Я найду эликсир силы, потом эликсир неуязвимости, потом…

— Цесарее двойную порцию! — объявил Джастин.

Он ловко выхватил из котла на миг оставленный «поваром» половник, и наполнил монахине миску до краев.

— Да я не хочу… мне и не съесть столько, — принялась отнекиваться девушка.

— Ешь и без всяких не хочу! — приказал Джастин. — Ты на нас столько сил израсходовала, просто ужас!

Цесарею он опекал с преданностью брата — как будто в самом деле уверился, что она его пропавшая сестренка.

Тейра налила Даргану его порцию и поднесла, поклонившись. Так кланяются женщины Алкмаара, поднося тарелку с едой хозяину дома. Алкмаарец грустно улыбнулся: вскоре все традиции его родины будут утрачены — никто уже не поклонится так, как только что это сделала Тейра, никто не кивнет в ответ, как это сделал Дарган, принимая еду так, как принимают самое драгоценное подношение.

Кажется, девушка мгновенно простила алкмаарцу его недавнюю грубость.

— Он что, тоже будет есть? — изумился Гоар, которого монахиня кормила с ложечки из своей же миски. Он дернулся, она неуклюже ткнула говорившего в губы, и тот ударил ее по руке. — Осторожнее! Ты же меня обожгла. Нет, я не могу вкушать пищу, глядя, как этот труп заливает в себя похлебку.

— Не смотри, — пожал плечами Ренард. — Или не ешь.

— А ты можешь? — Гоар задохнулся от возмущения — и тут же закашлялся.

Цесарея вовремя убрала подальше миску с едой, иначе он бы ее опрокинул.

— Я могу, — невозмутимо отозвался Ренард. — Конечно, могу. Я же бывал в Алкмааре. У них предки садятся с живыми за стол. Иногда приглашенных мертвецов бывает куда больше, чем живых. А у нас всего лишь один мертвец. Да и тот выглядит вполне прилично. Как будто его только что прикончили. Свежачок.

Дарган улыбнулся. При всей язвительности, шутки Ренарда его не оскорбляли.

— Впервые вижу, чтобы проклятые спелись с кем-то из нежити, — заявил Гоар, наконец, прокашлявшись.

— Все мы люди, — невозмутимо заметил Ренард, под шумок наливая себе из общего котла добавки, а затем щедро наполняя миску сидевшего рядом Торма.

Парень мгновенно заработал ложкой.

— Нет, — сказал Дарган, решив подыграть следопыту.

— В прошлом люди… — уточнила Тейра.

— Нет. Даже не в прошлом.

— Нет? — изумилась Тейра.

— Мы не люди, не проклятые и не нежить.

— А кто же? — спросил Джастин, угодив в нехитрую ловушку.

— Переодетые эльфы.

— Что, листогрызы? — изумился Гоар, тоже приняв сказанное Дарганом за чистую монету.

Меченый расхохотался и подмигнул. Торм подавился похлебкой и едва не разлил себе все на рубаху.

— Грызем листья, все грызем листья! — захохотал вдруг Ирг.

Идразель посмотрел на смеющихся с подозрением. Нет ли в этом подвоха — втереться в доверие, ослабить путы и бежать. Но нет, веревка держала пленников прочно, каждый узел на ней Дарган скрепил магическим заклинанием. Иногда очень полезно иметь под рукой алкмаарца — они все природные маги.

Когда алкмаарец наклонился, устраиваясь на ночь, из-под одежды выскользнул медальон и, свесившись на цепочке, сверкнул как-то по-особому ярко. Как будто не свет костра в нем отразился, а яркий солнечный луч. Алкмаарец спешно убрал талисман. Но было поздно. Меченый хищно облизнулся, но тут же с постным видом опустил глаза и спрятал руки под мышки, будто сильно замерз.

До того как стать сектантом Меченый был вором. Но только не имперским вором из Серой Гильдии, а самым обычным воришкой. Он всю жизнь крал, с того момента, как себя помнил. В детстве внешность у него была ангельская — голубые глаза, золотые кудряшки, пухлые щечки, так, наверное, выглядели те коварные ангелы, что подначили людей устроить в Невендааре хаос и «подставили» наивного Бетрезена. Новоявленный ангел крал все, что попадалось под руку, и едва лишь замечал тугой кошелек на поясе торговца или золотую цепочку на женской шейке, то уже не мог удержаться от соблазна. В его родном городе за кражу полагалось отрубать руку. Мальчишку поймали на базарной площади в тот момент, когда он срезал с пояса жены мясника вышитый золотом кошелечек. Меченому в ту пору было девять лет, и сама пострадавшая, поначалу отвесившая маленькому вору звонкую оплеуху, узнав от стражника о грядущем наказании, испугалась и прослезилась даже, взглянув в небесно-голубые глаза преступника. На суде сердобольная горожанка попросила заменить страшную кару поркой и наказанием в виде года работ. Судья учел ее просьбу, конфисковал кошелек вместе с содержимым в счет судебных издержек, а Меченого (тогда его звали как-то иначе, кажется, Попрыгунчиком) отправили работать в лавку к супругу пострадавшей, мяснику, искупать причиненный семье урон. Разумеется, после хорошей порки. Поскольку палач милосердием не страдал, парнишка дней десять провалялся в постели.