Пути и перепутья (СИ) - Коллектив авторов

Молодой человек в форме корабельного стюарда, появившийся на зов капитана, поклонился и исчез за дверью, разделявшей капитанскую каюту надвое. Вопреки ожиданиям, он отсутствовал довольно долго, а потом появился в полнейшем замешательстве.

— Простите, сэр, — пролепетал он, — но шахмат нет на месте.

— Что ты несёшь? — изумился капитан Робб. — Как их может не быть на месте, они утром там стояли!

— Простите, сэр, — испуганно повторил бледный стюард, — клянусь вам, я обыскал всё. Они… пропали, сэр.

Капитан Робб был мрачен, как грозовая туча. Команда старалась поменьше попадаться ему на глаза, но это, увы, не всегда было возможно. Тем не менее, никогда ранее стюарды столь ревностно не выполняли свои обязанности на нижних палубах, а матросы с такой радостью не мчались наводить частоту в самых укромных уголках «Каронии». Капитан понимал это и бесился ещё больше. Он был совершенно уверен, что где-то среди них притаился тот негодяй, который лишил его обожаемого сокровища.

Чёртов рейс! С самого начала всё пошло наперекосяк. Сначала трое проверенных младших офицеров слегли с внезапной лихорадкой, и пришлось срочно искать новых, а капитан Робб отчаянно не любил случайных людей в команде. Потом, уже перед самым отбытием, привезли намного больше почты, чем ожидалось. Приходилось выбирать: отказываться от перевозки части грузов, ограничивать в багаже пассажиров или разместить мешки с письмами и горы посылок в офицерских каютах и невыкупленных каютах первого класса. Капитан Робб, само собой, выбрал последнее, хотя стеснять офицеров — не лучшая идея. Потом ещё вышла неловкость с этим священником, на которого он прикрикнул на глазах у многих пассажиров, а после оказалось, что он — важная шишка.

Капитан Робб поморщился. Священник смотрел так невинно, что впору было поверить, будто он не понял, как оскорбил капитана. Да, конечно: о шахматах и их ценности слыхал, а до конца не дослушал? Капитан Робб прекрасно знал, как рассказывают эту историю: мол, есть у него необычайно дорогие шахматы, он страшно ими гордится и лишь избранным предлагает сыграть. Такое предложение — большая честь и выпадает не каждому. Капитан Робб пытался извиниться перед святошей, и глупо думать, будто тот не понял намёка. Просто отказался. Не принял извинений, словно он не оборванец в сутане с заплатами на локтях, а переодетый кардинал! И ведь не сделаешь ему ничего, Хардслоу за ним по пятам ходит.

Но самое обидное, конечно, — пропажа шахмат. Какой-то негодяй, бездельник, которому не хватает ума заработать достаточно денег, позарился на дорогую вещь, и как его теперь искать? Это может быть любой человек — нищеброд из третьего класса, вылезший подышать свежим воздухом на верхнюю палубу, или кто-то из команды…

Капитан восстанавливал в памяти каждую минуту злополучного дня. Кто мог зайти к нему в каюту? Кто должен был зайти?

Да могли-то многие, надо запирать двери, чёрт возьми. Начать надо с тех, кто не мог не зайти. Они наверняка что-то видели, а может, кто-то из них и украл шахматы. Расспросить всех, каждого, уж капитан Робб-то достаточно знает людей, чтобы понять, кто из них врёт!

А ещё ему постоянно мешали. Впервые за несколько лет он испытывал глухое раздражение в адрес пассажиров первого класса, наперебой спешивших высказать ему сочувствие. Раньше их внимание было ему лестно, но сейчас надо делом заниматься, а не впустую тратить время на их неспешные беседы! У людей благородных ведь как: просто так и поздороваться нельзя, надо минут пять друг вокруг друга плясать. И поторопить невежливо, и слушать все эти рассуждения мочи нет. Только братья Голсуорси понимали его — военные знают цену времени.

— Мы понимаем весь ужас положения, капитан, — серьёзно сказал старший.

— Именно, — подтвердил младший. — Это так ужасно, когда подчинённые нарушают установленный порядок, а когда ещё и против собственного старшего офицера… Хуже не придумаешь.

— Мы надеемся, вы найдёте преступника и накажете его как следует, — подытожил старший. — Засим не будем вам мешать исполнять ваши обязанности, но если понадобится, располагайте нами.

Лорд и леди Трондхилл заняли своим сочувствием около четверти часа его времени, но вскорости оказалось, что это ещё не самое страшное. Мистер и миссис Лайонс жаждали всех мыслимых и немыслимых подробностей происшествия. Клируотер счёл необходимым поделиться с капитаном добрым десятком версий о том, кто мог бы оказаться вором, все они были совершенно дурацкими, но пришлось выслушать этот бред с участием. Сэкерби завёл долгий разговор о пороке и неисправимости негодяев. Капитан Робб уже едва сдерживался, чтобы не ответить грубостью, и несколько раз довольно прозрачно намекнул, что его ждут дела, но Сэкерби не унимался. По счастью, Хардслоу всё ещё носился со своим священником и не счёл нужным притащиться со своим сочувствием.

Насколько всё же просто с людьми низкого происхождения! «Поди сюда!», «Убирайся вон!», «Доложи по форме» — и никаких нескончаемых бесед не пойми о чём.

Наконец капитан Робб избавился от гостей и занялся делом. Однако опрос тех бездельников, которые заходили в капитанскую каюту, дал весьма неутешительный результат: врали почти все. И как разобраться, кто из них взял шахматы, а кто просто недостаточно хорошо почистил серебро?

Трое стюардов запутались в показаниях: если верить всем троим, они находились в капитанской каюте одновременно, причём друг друга там не видели. Зато в то время, когда должна была, согласно распорядку, проводиться уборка, в каюту заходил посыльный от второго помощника, что подтверждал и последний. Бездельник, который должен был в это время убирать, блеял, что припозднился, а так как по меньшей мере пятеро видели его в положенное время двумя этажами ниже, убрал он наспех — или не убирал вовсе. Ещё трое клялись, что видели, как из капитанской каюты выходил один из матросов, но ему-то уж точно нечего там делать, и сам он божился, что ноги его там не было…

Бедлам какой-то, а не лайнер.

Капитан Робб нервно курил на мостике, когда к нему подошёл Хардслоу. Капитан едва успел взять себя в руки, чтобы не зыркнуть на него волком. Так надеялся, что хоть он его сочувствия Господь избавит!

Но Роджер Хардслоу оказался на удивление лаконичным.

— Капитан, — сказал он, — я очень сочувствую вам и понимаю, как вы расстроены этим гнусным преступлением. Но, возможно, стоит попросить отца Брауна помочь расследовать его? Он очень хорошо понимает людей и наверняка найдёт шахматы.

Капитан Робб подавил раздражение. По крайней мере, этот молодой человек не начал с пространного монолога о погоде.

— Я благодарен вам за заботу, мистер Хардслоу, и согласен с вами, отец Браун наверняка разберётся в краже. Однако есть один нюанс. Для него моя команда — незнакомые люди, я же знаю их насквозь. Так что в данном случае я раскрою преступление быстрее любого сыщика, поверьте. Ещё раз спасибо.

Поразительно, но настаивать Хардслоу не стал. Откланялся и был таков. Надо же: нормальный, хоть и гражданский. Может, он не такой уж и благородный на самом деле?

Капитан усмехнулся собственным мыслям и выбросил сигарету за борт.

Отец Браун служил в оранжерее. Это было большое, хорошо освещённое помещение, предназначенное для первого и второго класса, но стюарды сами предложили ему прийти сюда. Изначально он хотел провести службу где-нибудь в тихом месте, сам по себе, наедине с Господом, просто потому что должен, но его нашли. В ту каморку, куда он пришёл с алтарным камнем, набилось столько людей, что отцу Брауну пришлось говорить громко — чтобы было слышно в коридоре. После службы к нему подошёл стюард и попросил назавтра пойти в оранжерею.

— Там поместятся все желающие, — пояснил он.

— Но ведь в оранжерею не пускают пассажиров третьего класса, — растерялся отец Браун, — а основная моя паства — среди них, я же католик.

— Ничего страшного, — чуть покраснев, но твёрдо отвечал стюард, — мы пустим. Это же ненадолго.