Кристофер Сташеф - Леди ведьма

— Смотри, чтобы она тебя не заметила. — Род проснулся, услышав, как рядом с ним на коврике зашевелилась Гвен.

— Не заметит, — заверила она мужа. — Разумеется, я пролечу Кромхельдский лес, а потом вернусь обратно. Если она увидит меня, то решит, что я лечу от замка Гэллоуглас.

— Ужасно врать собственным детям, правда?

— Строго говоря, я не вру, — чопорно сказала она. — Просто оставляю вопрос открытым. Спокойной ночи, супруг. Спи — тебе совершенно незачем бдеть и бодрствовать. — Она наклонилась для мимолетного поцелуя и боком, по-дамски, устроилась на метле.

— Спокойной ночи, любовь моя, — нежно проговорил Род.

Он провожал взглядом жену, исчезающую в ночи. А насчет того, стоит ли бдеть и бодрствовать, у него было собственное мнение.

Он сел прямо, очень прямо, почти в позу лотоса. Закрыв глаза, он сконцентрировался на сознании своего сына Джеффри.

Оно становилось все яснее… Род почувствовал…

Страсть.

Род тотчас разорвал контакт. Он, разумеется, не станет выяснять таким вот образом, что происходит в помещичьем доме.

Если на то пошло, дело тут не в Джеффри.

И Род сосредоточился на сознании Алена.

Ему это было труднее, чем его жене и детям — ведь он не владел такими талантами с рождения и не развивал их в детстве.

То есть врожденный дар у него был, разумеется, но ожил он только в общении с Гвен. Однако и после этого Род плохо знал свои способности, пока отец Алена не помог развить их в полной мере.

Итак, он внимал с закрытыми глазами, слушая, ощущая, постигая сознание Алена…

…и увидел сон, в котором была его дочь, а значит, тоже не стоит подслушивать.

Он прервал и этот контакт, но остался сидеть и, бодрствуя в ночи, прислушивался, ждал…

Корделия издали увидела мать: крохотное облачко, искра в лунном свете, кружащая над Кромхельдским лесом. Разумеется, никто другой и не подумал бы обратить на нее внимание. Корделия прошептала благодарственную молитву и направила помело вслед за Гвен.

Она спикировала на землю, резко остановилась и, спрыгнув с помела, бросилась к матери, чтобы спрятаться у нее на груди.

Гвен обняла дочь, прижала к себе, и они долго стояли так.

У матери на лице играла слабая улыбка. Она чувствовала смятение дочери, понимала истоки этого смятения и рада была обнаружить у Корделии такие эмоции. Она не раз думала, а случится ли в жизни ее дочери любовь, настоящая любовь. Было несколько страстных увлечений, но, по мнению мудрой матери, к любви они имели мало отношения. И, уж конечно, ничего серьезного.

— Слушаю, дитя мое, — мягко сказала она. — Что тебя беспокоит? Рассказывай!

— Это… Ален, мама.

— А! Ален.

И Корделия отрывистыми фразами, чуть ли не всхлипывая, все рассказала матери.

Она всегда любила Алена, примерно как комнатную собачонку. Она всегда считала его своей собственностью, но он все испортил своим отвратительным предложением, столь явно оскорбительным, что пришлось его выгнать.

Гвен внимала рассказу, присев на пенек. Эту часть ей уже слушать доводилось, так что она ждала продолжения.

— Он всегда был таким… таким… скучным! — Корделия сжала кулаки и стукнула себя по бокам. — Другого слова не подберешь, мама. О да, я всегда утешалась чувством, что я вроде как старшая над ним, но, тем не менее, он был скучен.

— А этот… Бор? Разбойник? — как бы между делом поинтересовалась Гвен.

— Да, разбойник! Но он благородного происхождения, мама! — Глаза Корделии загорелись восторгом. — Он был посвящен в рыцари! Да, он сбился с пути, не спорю. Но он… возбуждает.

Когда он обнимает, когда целует меня, я вся таю изнутри!

— Да, — вздохнула Гвен. — Но сама ощутила внутренний трепет от страха за дочь, ибо знала, что планы исправления мужчин терпят крах куда чаще, нежели удаются. Но была ненастолько глупа, чтобы говорить об этом сейчас. А потому просто спросила:

— Разве не тебе решать, дочь? Что еще ты хочешь узнать?

— Но он такой развращенный, мама! Действительно ли я могу поклясться в верности рыцарю, который нарушил клятву и, похоже, совершенно не думает об исправлении? Который просто раздевает меня взглядом, но раздевает и любую другую женщину, попавшуюся ему на глаза! Могу я, мама? — Слова буквально вылетали из нее. — Могу я довериться ему?

Гвен вздохнула с облегчением и заговорила, очень осторожно подбирая слова:

— Взгляды еще не повод для подозрений, дочь моя.

Корделия в ужасе уставилась на мать:

— Ты же не хочешь сказать, что отец вот так разглядывает других женщин? С тех пор, как встретил тебя!

— Нет, — признала Гвен и стала подбирать слова еще тщательнее. — Нет, насколько мне известно. А если и смотрел, то делал это с надлежащими предосторожностями…

— Ох, мама, что ты говоришь! — нетерпеливо перебила Корделия. — С тех пор, как отец встретил тебя, он вообще не смотрит на других женщин!

— С тех пор, как мы встретились — нет. Но до этого очень даже смотрел, на одну, во всяком случае.

— Ой! — поразилась Корделия. — Я… ее знаю?

Поколебавшись, Гвен кивнула:

— Да. То была королева Екатерина.

— Королева! — выпучила глаза Корделия.

Гвен, сжимая руку дочери, негромко рассмеялась:

— О, она была просто красавицей.

— Но мне кажется, она была совсем не похожа на тебя!

— Она и не была, — подтвердила Гвен. — И в конце концов твой отец предпочел такую, как я, такой, как она.

— И… больше он… на нее не смотрел?

— Этого еще не хватало, — самодовольно улыбнулась Гвен. — Во всяком случае, не в том смысле, о котором мы говорили. Он смотрит на нее как на друга, и не больше, а скорее, значительно меньше, потому что должен всегда быть настороже, не зная, как она поведет себя в следующий раз.

Корделия хихикнула, кивая:

— Точно, все мужчины чувствуют себя так рядом с нею, даже король Туан, разве нет?

— Ну, возможно. Я предпочитаю думать, что это придает остроты их браку. Надеюсь, что я права.

Корделия вспомнила о своих печалях, и голос ее потух, а взгляд затуманился:

— Вот и мне такой нужен — тот, кто будет мне верен и ни разу не поглядит на другую женщину, как только станет моим мужем. — Она взглянула на мать. — Но я, наверное, не столь обольстительна, как была ты.

— И по-прежнему такова — для твоего отца, — несколько резковато отозвалась Гвен, — хотя, не сомневаюсь, только для него. Что до тебя, ты пока не знаешь пределов своей обольстительности, моя дорогая, как не знала и я в твои годы. А в этом путешествии ты ничего нового не узнала?

— Ну… — Корделия покраснела и снова опустила глаза, — сегодня вечером… я, кажется… пользовалась успехом у молодых людей.

— Покажи мне, — сказала Гвен.