Кристофер Сташеф - Леди ведьма

На мгновение Корделия задумалась: а что бы мог рассказать отец об испытаниях, выпавших ему за долгую жизнь с матерью.

Но беглая мысль только коснулась ее сознания; очень уж далеко все это было от ее собственных переживаний.

— Но такие жертвы нужно приносить только одному, мама.

Как же мне выбрать? И сколько горя я причиню им обоим, если выбор мой будет ошибочным?

Гвен вздохнула.

— Это наш семейный недуг — чрезмерная серьезность, чрезмерная озабоченность о благе других. Нет, такова наша судьба, моя и твоего отца: брать на свои плечи чужую ношу, причем не одного или нескольких, а всех, живущих на Грамарие. Но мне кажется, именно это и делает нас подлинной знатью — чувство ответственности за других.

Корделия глубоко задумалась.

— Мама, если бы я не знала, что ты говоришь о нас, Гэллоугласах, то подумала, что речь идет об Алене. — Она резко вскинула голову. — Я такая же скучная, как он?

Гвен рассмеялась чуть слышно.

— Вот уж нет, моя дорогая! Твое настроение меняется как солнечный свет под бегущими облаками. Только начинаешь думать, что ты серьезна, а ты уже весела и смеешься. Нет, ты всегда была игривой и обладала чувством юмора, которого начисто лишен Ален. Твой взрывной темперамент наилучшим образом компенсирует его бесстрастность, и это одна из причин, по которым вы отлично подходите друг другу.

— Подходим? — Корделия уставилась в глаза матери. — Так нам следует пожениться?

— О нет, нет! — отмахнулась Гвен. — То, что вы друг другу подходите и способны вместе нести тяготы жизни, вовсе не означает, что вам следует пожениться. Только любовь решает все. Если ты любишь его, а он любит тебя, выходи за него замуж. Если он не любит, стань ему другом, стань одной из опор, на которых покоится его королевство, но не женой. Что может заставить тебя идти под венец? Только любовь, моя дорогая, только любовь.

Корделия покраснела.

— Возможно, любовь заставляет меня выйти замуж за кого-то другого, мама.

— Если возможно, значит, это не любовь, — отрезала Гвен.

— Но ведь я люблю их? — воскликнула Корделия. — И кого, одного или обоих?

— Так радуйся! Двое мужчин жаждут тебя, оба разожгли в тебе пламя, причем один из них мошенник, а другой принц во всех смыслах этого слова. Каков же твой выбор, дочь моя?

— Но как я могу быть уверена в любом из них? — закричала Корделия. — Я же видела, как смотрят они на эту… эту кошку, на Далилу. Не знаю, как мне удалось сравниться с ней в красоте, но, кажется, прошедшим вечером это случилось. И все же мне никогда не стать такой соблазнительной! Разве могу я быть уверена, что любой из них останется мне верным, а не предпочтет меня такой, как она? Дарует ли истинная любовь истинную защиту? И кто из них моя истинная любовь?

— Ох, — медленно кивнула Гвен, и глаза ее заблестели. — Если пока ты не знаешь, дочь моя, тебе не следует отвечать согласием ни тому, ни другому.

— Согласием на что? — осторожно поинтересовалась Корделия.

— Ни на что! Тебе не следует соглашаться ни на единое их предложение! — сурово ответила Гвен. — До тех пор, пока всем сердцем твоим, всей душой и всем телом ты не возжаждешь ответить согласием, прежде чем о том помыслят губы твои и язык.

— Но откуда мне знать, когда это случится?

— Узнаешь, дочь моя, — заверила ее Гвен. — Поверь мне, узнаешь. А если нужен тебе ориентир, то вот он: когда ты спрашиваешь себя — люблю ли я его? — значит, не любишь.

Когда любишь, то не испытываешь и тени сомнения. А здесь нет места сомнениям. Да, если ты любишь, то уверена в этом, — и больше мне сказать нечего.

— Правда, мамочка? — жалобно пролепетала Корделия, и на мгновение Гвен снова увидела перед собой пятилетнюю девочку, цепляющуюся за мамину юбку. Она улыбнулась и крепко обняла свое чадо. — Для меня это правда, дочь моя, не было и нет большей правды! Я не могу говорить о других, только о себе самой. Если это любовь, ты узнаешь. Не будет места вопросу:

«Люблю ли я?» Нет, внутренний голос сразу скажет: «Так вот она, любовь!»

— А если я люблю двоих? — все так же жалобно настаивала Корделия. — А если двое любят меня?

— Жди, — посоветовала Гвен. — Жди, пока сердце твое не выберет одного и только одного, ибо второй — лжец. Подожди, дочка, просто подожди.

В гостиной своих покоев главный агент Финистер, по-прежнему в облике леди Далилы, нетерпеливо мерила шагами пол.

Маска невинности была сброшена, ласковая кошечка уступила место тигрице. В глазах ее полыхал огонь, каждое движение выдавало едва сдерживаемую ярость.

У стен застыли в почтительном безмолвии ее заместители, трое мужчин и две женщины. Мужчины разве что слюнями не исходили, каждой клеткой своей возбужденные видом своей атаманши, даже сейчас, когда дама вовсе не выглядела обольстительной, даже сейчас, когда она была в ярости и вполне могла покарать любого из них смертью.

Но она оставалась изумительно хороша собой: каждая линия, каждый жест, каждый изгиб воспламенял в мужчинах жгучую страсть.

Две женщины смотрели на нее со смесью благоговейного страха и зависти — страха перед женщиной, добившейся могущества и власти над анархистами Грамария; зависти к этому могуществу и к красоте, являвшейся для нее инструментом для достижения власти.

— Как она посмела затмить меня! — металась по комнате Далила. — Как она посмела украсть у меня расположение принца, и как посмел он отделываться от меня хорошими манерами, а весь свой пыл бросить к ее ногам!

Никто не решился ответить.

— Мы должны с ней покончить! — Далила повернулась на каблуках и ткнула пальцем в одну из женщин. — Герта подала ей чашу с отравленным вином?

— Пять-десять минут назад, шеф, — тут же отозвалась женщина. — Как только ты отдала приказ, вино было приготовлено и отправлено.

Далила кивнула, глаза ее горели.

— Мы по-прежнему не можем позволить себе открытое нападение — эти Гэллоугласы уже не раз доказывали нам свою силу. Но чаша с ядом, здесь, в нашей штаб-квартире, где они окружены нашими агентами… Да, здесь мы вполне можем напасть. — Она опять впала в ярость:

— Где эта глупая гусыня?

В дверь постучали. Один из мужчин отворил ее, и в комнату вошла Герта.

— Ну?! — набросилась на нее Далила. — Она выпила?

— Н-н-нет, шеф.

— Не выпила?! Ты не уговорила ее?

— Я… я не могла, шеф. Ее там нет.

— Нет?! — Далила застыла, яростно вращая зрачками. Затем глаза ее на мгновение остекленели: она шарила мыслями по округе. Действительно, где бы ни была Корделия, это место вне пределов досягаемости Далилы.

Главный агент Финистер была чрезвычайно сильным эспером-, но с очень ограниченным радиусом действия. В пределах этого радиуса она была поистине грозной, особенно в области проективной телепатии. Она выделялась искусством работы с ведьминым мхом, а еще могла вкладывать свои приказы и мысли в чужие мозги так глубоко, что они действовали как моментальный гипноз. Кроме всего прочего, это давало ей возможность разжигать страсть в любом мужчине, ведь она казалась ему бесконечно желанной. Именно эту способность использовала она, чтобы занять свое нынешнее положение — наряду с принуждением и убийствами.