Лилия Касмасова - Инферняня (СИ)

Лошади зафыркали еще громче.

— Я же говорил тебе, — сказал Алан Томасу, — упрямые, как ослы. Даром что лошади!

Я подобралась поближе к Вивиан, стоявшей в стороне, и прошептала:

— О чем они спорят?

— О стихах, разве не слышишь? — пожала она плечами. И соизволила добавить: — Эти лошади возят только поэтов.

Ничего себе! Впервые встречаю транспорт, отбирающий пассажиров по интеллектуальному признаку!

— Симпатичная леди с Атлантики,

Завязавши ботинки на бантики… — начала я.

Кони покивали. Алан повернулся ко мне:

— Им нравится, когда цитируют стихи. Но поэтом ты от этого не становишься!

Хм. Они что, все стихи на свете знают?

— И всех поэтов! — хмуро заметил Алан.

— Но дорогу показать вы можете? — раздраженно спросил коней Алан.

Те переглянулись друг с другом, потом отрицательно помотали головами.

— Не на Парнас же, — взревел Алан, — на Олимп!

А через пару секунд сказал, видимо, отвечая на их мысли:

— На чем поедем, это уже наши проблемы.

Одна лошадь решительно закивала, другие, спустя мгновения, тоже.

— Ну вот и славно! — сказал Алан. — Отдыхайте, можете попастись в саду. Ваше — все, кроме грядок с табличками.

Да, грядки!

— А мы пока вытащим наш транспорт, — досказал Алан. — Идемте.

Это уже относилось к нам.

— Алан, — сказала я тихо. — Я чуть не забыла. До просил передать…

— Ах он негодник! — прочел мои мысли Алан прежде, чем я высказала их вслух. — Ах они все! Брюхоногие! — рассердился Алан и горько пропел: — Мои помидорчики! Мои „дамские пальчики“!

Я поняла, что улиткам несдобровать — наверное, их ждет серьезный разговор.

Лошадки стали выходить через проем на крышу и взлетать, я не могла оторвать от этого необыкновенного зрелища глаз. Они взлетали так легко, будто ничего не весили, и крылья их раскрывались совершенно бесшумно, как раскрываются тонкие китайский веера.

Когда мы друг за другом спускались по лестнице — Алан с Томасом шли впереди, за ними Вивиан, а я отстала, так как любовалась лошадьми — Томас сказал:

— Что за транспорт, Алан?

Алан молчал, стуча домашними туфлями по железным ступенькам.

— Алан? — повторил Томас.

— Я думаю, — буркнул Алан. — А лимузин точно больше не…

— Не летает, — твердо сказал Томас. — Только не предлагай…

— Почему же? — сказал Алан.

Он‑то услышал окончание мысли Томаса. А мы — нет.

Я вышла на воздух вслед за всеми и спросила Томаса:

— Что „не предлагай“?

— Да? — поддержала меня Вивиан.

Томас вместо ответа откашлялся. Алан посмотрел на него, хмуро сдвинув лохматые седые брови и сказал вызывающе:

— Чего ты кхыкаешь? Отличный транспорт.

— Садовая тележка, — сказал Томас.

— Не принижай! Разве садовая тележка бывает три метра в длину? Разве она летает по воздуху? Еще скажи, что я ее держу, чтобы навоз перевозить!

— Ну иногда, — иронично сверкнул взглядом Томас.

— Иногда не считается! — отрезал старичок.

Тон Алана мне показался таким знакомым… Точно! Он так же говорил об улитках!

— Именно! — торжествующе посмотрел на меня Алан и сказал Томасу: — Не надо тебе ничему ее учить — она и так умница!

— Что? — растерялась я.

Нет, приятно, конечно, когда вас вдруг ни с того ни с сего называют гением, но лучше бы узнать, с чего.

— Улитки и тележка! — сказал Алан. — Ты права. Я горжусь, что оно пролилось именно здесь.

— Что — оно? — не понимала я. А кто бы понял?

— Топливо с инопланетного корабля, — сказал Томас. — Тогда то мы и познакомились с Аланом.

— Но ведь он же и так не просто человек… — удивилась я.

— Идемте же в сарай, — сказал вдруг Алан и бодро зашагал между яблонь.

— Он лизнул топлива, — тихо сказал Томас.

— И запил его Шато — Икемом, — крикнул Алан.

— И — кем — он? Запил? — тихонько спросила я Томаса.

— Вино такое, — сказал Томас.

— Значит, любой человек может стать телепатом? — ух ты, я бы не отказалась.

— Поверь мне, я бы и не нюхал это масло, если б знал, чем это обернется! — сказал Алан.

— Нет, — сказал мне Томас, — многие пробовали, и в лаборатории исследовали, и наши, и инопланетяне… Совершенно особый случай. Видимо, какие‑то личные характеристики…

— Моя мама была танцовщицей, — сообщил всему саду Алан, — а папа графом!

— Не думаю, что дело в этом, — тихо сказал Томас.

— Много ты понимаешь, — проворчал Алан.

Мы подошли к покосившемуся здоровенному строению из досок, и Алан открыл — нет, не дверь, а целые ворота.

— Пришлось из‑за тележки их сделать, — сказал Алан, — в дверь она не проходила.

Да. Вот это тележка! Ее ручка вздымалась высоко у меня над головой. Алан включил свет, подошел к тележке и почти нежно похлопал ладонью по дощатому ее боку (доски были будто из какого‑то баобаба — такие толстые и рисунок среза дерева будто нарисован толстой кистью, а гвозди так вообще походили на грибные шляпки).

— Да, — гордо сказал Алан. — Хороша?

— Хоть матрас какой‑нибудь дай, — сказал Томас. — А вы, дамы, лучше бы остались меня ждать в замке. Тряска в лимузине по сравнению с той, которая вас ожидает в этом чуде — просто покачивание колыбели.

Вивиан, сморщив нос, тронула пальцем тележкин бок:

— Да она вся в занозах.

— Зато внутри я сделал скамейку! — гордо сказал Алан.

Томас заглянул внутрь — благо его рост, в отличие от моего, позволял:

— Отличная скамейка. Хотя вряд ли кому удастся на ней удержаться во время полета.

Я ухватилась руками за край борта, потянулась, встав на цыпочки, потом еще и подпрыгнула и только тогда на мгновенье увидела вовсе даже не скамейку, а шикарный, бархатный с кистями и прочими украшательствами диван — спинка его лежала на стороне тележки, противоположной ручке.

— Ого! — воскликнула я. — Томас, ты такой придирчивый!

— Спасибо, — сказал довольный Алан. — Я посчитал, что эта чудесная тележка достойна самого чудесного дивана. Это Паолини. Его изготовили в Милане по заказу. Нужен был необычный размер, понимаете, — сказал Алан мне.

— Дизайнер Паолини, — шепнул мне Томас.

— Я знаю, — отрезала я.

Если честно, я подумала, что это название. Дивана, да. А что? Ведь у них бывают названия — когда мы ходили с Кэтрин присматривать диван для моей квартирки (финансов моих хватало только на диван секонд — хэнд, а присматривали мы новые, чтобы во — первых, понять, какую конфигурацию я хочу, а во — вторых, разведать диванную моду, да и вообще, ходить по мебельным так весело — заглядываешь в шкафы, выдвигаешь ящики комодов, садишься на кровать или кресло и воображаешь, что все это уже твое. И ведь это почти правда, потому что, возможно, когда‑нибудь ты сможешь купить именно этот лиловый шкаф с зеркалом во всю дверь!), так вот, насчет названий. Продавщица тогда представляла эти диваны нам, будто они были важными персонами: „А это — Гармония. А вон тот, с удобными, покатыми ручками — Соната“. (Разве покатые ручки могут быть удобными? Ни чашку чая ни поставить, ни тарелку).