Галина Гончарова - Полудемон. Месть принцессы

— Мы каждый день виделись. И я поняла, что не могу без него.

Мне было почти достаточно. Я осторожно беру Карли за руку. Вторая ладонь у меня так и сжата в кулак за спиной.

— Ты позволишь?

— Алекс!!!

— Я клянусь, что не причиню тебе вреда.

— Н-но…

Я подношу ее руку к губам и касаюсь кожи поцелуем, внимательно вглядываясь в ее глаза. Приворотное зелье?

Вполне возможно.

Только вот для него нужна квалифицированная ведьма. Очень хорошая. Вроде той, с которой я стал мужчиной.

А какие у него отличительные признаки?

Рене мне многое рассказывал, и про два основных признака тоже. Кровь привороженного приобретает слабый привкус меда. Показалось мне — или кожа Карли тоже была чуть сладковатой?

Не знаю… сердце бьется загнанным зверем. Этот разговор стоит мне больше, чем убийство Руфины.

И второй признак.

Обычно у людей есть красноватые прожилки в глазах. Так вот, под влиянием приворотного зелья глаза очищаются. Но это может быть и признаком здоровья.

Не угадаешь, не поймешь…

— Иди с миром, Карли.

— Алекс, ты меня отпускаешь?

— А что я могу сделать?

Я могу. И многое. И Карли об этом знает.

Украсть ее, убить ее мужа, шантажировать — да что угодно. Я — могу.

И в то же время…

Я уже не вижу в этом смысла.

Карли уже была не моей.

Чужой. Оскверненной, если хотите.

Влюбленные не должны так думать? Я должен простить бедную девушку, объяснить ей про приворот и все исправить?

Наверное.

Но… я не могу.

Есть, есть еще одно свойство у приворотного зелья. Хоть котел навари, хоть искупайся в нем, но если истинно кого-то любишь, всем сердцем, разумом, душой — оно на тебя не подействует. А если сработало…

Меня изначально не любили? Увлекались? Использовали? Развлекались с новой игрушкой? Рассматривали, как хорошую партию.

Возможно. Сейчас и не угадаешь.

Не любили…

Этим все сказано.

И я отпускаю ее, чтобы закрыть дверь покоев и сжаться в клубок у окна. Там меня и находит Том.

— Алекс? Алекс, вставай немедленно!

Кое-как он перетаскивает меня на кровать и ахает в ужасе.

— Ты с ума сошел!

Что случилось?

И только когда Том, ругаясь как пьяный сапожник, начинает заливать мою руку крепким самогоном, я понимаю, что ладонь вся в крови. Это я своими когтями, когда старался не перекинуться…

Карли…

Не мое рыжее солнышко. Уже не мое…

Больно…

Второй раз я вызываю отца после этой истории с Карли.

Не просто так, нет. Видите ли, ее супруг, этот придурок, решил меня убить. Карли ведь была не девушкой, у нас все было, а ему это оказалось поперек шерсти. Вот и…

Убить меня — и честь как бы не страдает. Она наслаждается, ага.

Подослал убийцу, испортил отдых, порвал занавеску — последнее особенно раздражало. А вас бы не?..

Лежишь в своей комнате на кровати, отдыхаешь, печалишься о несложившейся личной жизни, на звезды смотришь, тут их закрывает силуэт человека — и в меня летит несколько стрел из многозарядного арбалета. Страшная штука, человек потом ежика напоминает…

Если попасть.

Ну так я же полудемон, у меня и скорость реакции, и вообще скорость намного выше, чем у людей, стоило тени окно закрыть — как я тут же упал с кровати на пол, трансформировался и бросился вперед.

Хвост — это полезная хватательная конечность. Им-то я убивца за ногу и оплел — и затащил внутрь. Правда, по дороге он слегка головой о подоконник приложился, ну так что же? Мне бы по его плану больнее было! А я вот добрый, убью почти безболезненно.

Но сначала допрошу.

Парой пощечин привести недоумка в чувство — вот не надо мне говорить, что убийцы глупыми не бывают! Еще как бывают, если берутся на полудемонов охотиться! — и ласково улыбнуться. Зубов у меня много, зубы у меня белые… Проникся. Даже описался.

— И кто же тебя за головой принца послал?

После десятиминутной дружеской беседы выясняется, что это — супруг Карли. Виконт Латур, скотина такая. Ну да ладно, до виконта я еще доберусь, еще мочой заплачет, а вот что с этим делать? Он ведь меня видел?

Вариантов было два. Либо свернуть ему шею и предъявить. Либо…

А почему бы нет?

В нормальном состоянии я бы с отцом общаться не захотел — сдался он мне. Но сейчас было уж очень тоскливо. Быстро черчу на полу пентаграмму, капаю в центр пару капель своей крови и тихо зову.

— Аргадон, в гости зайдешь?

Не приказ, нет. Приглашение. Хочешь — приходи, хочешь — не приходи, твоя воля. Некроманты редко так поступают, только если договориться хотят. Ну и боятся, конечно. Но мне-то чего?

Тоскливо было до того, что уши в череп втягивались.

Аргадон долго себя ждать не заставляет. Вышагивает из столба красного света, удобно располагается на полу.

— Ну, здравствуй сынок.

— И ты здравствуй. Трансформируешься?

Аргадон пожимает плечами.

— А надо? Ты бы мне хоть стульчик поставил, думаешь, в человеческом теле на холодном полу удобно?

— Думаю, нет. Держи…

Я толкаю в пентаграмму стул, строго следя, чтобы не пересечь черту даже кончиком пальца. Аргадон ловит его — и тут же изменяется. Разве что в этот раз розы не было. Усаживается на стул, поджимает одну ногу под себя, усмехается.

— Чего звал-то?

Я передергиваю плечами.

— Не знаю. Угостишься?

Поднимаю задергавшегося убийцу — и перекидываю его в пентаграмму.

Аргадон ловко подхватывает жертву, принюхивается, ухмыляется — и опускает его на пол.

— Потом. За тобой приходил?

— А то ж. За мной…

— И кому ты куда не угодил?

Я фыркаю.

— Забавное выражение.

— Демонам открыт доступ во все миры. Если и не по своей воле, то по призыву.

— И часто призывают?

— Ты, вот, призвал… зачем?

— Не знаю.

Аргадон вглядывается в меня. Серьезно, вдумчиво…

— Тоскливо?

— Очень.

— Женщина?

Меня хватает на краткий кивок.

— Ты ее любил?

Любил. Люблю… Горло перехватывает.

— Так возьми свое. Убей ее мужа — и забери девчонку обратно.

Я задумываюсь. Да, можно. И убить так, что меня никто не заподозрит, и создать для Карли такие условия, что сама прибежит… Не хочу.

— Разбитую чашку не склеишь.

Аргадон утверждает, но я и сам с ним соглашаюсь. А демон задает следующий вопрос:

— А убить ее не хочется?

Нет. Хочется, чтобы она ушла из моей жизни и памяти. Навсегда. Не хочется вообще о ней думать. Ни хорошо, ни плохо — никак.

— Она под приворотом, кажется.

— И кому это надо?