Игорь Мерцалов - Схаас

— Оно немного прояснилось. Как я сказал, так и будет.

Бен еще помолчал, а потом пробормотал, потупив взор:

— Спасибо, сэр.

— Не за что. Ладно, иди к костру, а я поразмышляю о грядущем.

Кажется, получилось. Джон углубился в подлесок, бессмысленно шаря глазами по сторонам. Ему хотелось побыть одному.

Как ни странно, на душе стало тяжело. Ну хорошо, цель достигнута: упаднических настроений в отряде больше не будет. Но сумеет ли он, граф Рэдхэнд, сдержать свое слово?

Предположения Джона строились на том, что смерть поджидает Бена у самой горы, в точке, помеченной на карте.

Но даже если он не ошибся, даже если у него получится спасти Бена — не приведет ли это к беде?

Джон не представлял себе, каким образом это может произойти, но понимал, что игры с судьбой — опасная забава. Петля времени, будь она неладна. Нарушение в установленном ходе событий ведет к непредсказуемым последствиям. Проклятье, все фантасты грядущего так уверенно твердят об этом, будто сами попадают в петли времени каждый уик-энд! Но шутки шутками, а тут есть над чем поломать голову.

Джон прислонился лбом к сосне. Теперь он отлично понимал призрака со всеми его недомолвками.

А что, если вместо Бена погибнет кто-то другой? А что, если смерть Бена — это самопожертвование ради спасения всего отряда? А что, если… даже сразу в голову не приходит, чем еще может обернуться это слово «если», но сердце подсказывало бесконечность возможных вариантов.

Джон не помнил, сколько времени провел наедине с лесом, но, видимо, немало: вернувшись, он обнаружил своих путников уже готовыми к дальнейшему пути. Мучительные, размышления, как и следовало ожидать, ни к чему не привели, в конце концов он заставил себя остановиться на единственно возможном выборе: положиться на судьбу, а там будь что будет. И немного (да что там, правду сказать, изрядно) позавидовал товарищам по оружию, которые к тому же самому выводу приходили кратчайшим путем. Уж они-то использовали отведенное на отдых время на сто процентов — и выглядели теперь куда свежее Джона, чувствовавшего себя выжатым лимоном.

Положительные стороны средневекового фатализма. Много ли вообще пользы от прогресса, если ради него приходится отказываться от душевного равновесия?

Джон постарался придать себе бодрое выражение лица и оседлал Цезаря. Умная животина скосила на него глаз, в котором молодому графу померещились ироничные искорки.

— Трогаем!

И снова поплыли за спину перелески, ручьи и овражки. Глядя вперед, Джон вдруг понял, что Драконова гора заметно увеличилась в размерах со вчерашнего дня.

Ехали двумя парами: впереди Бен и Гарри, за ними Джон с Изабеллой. Несмотря на достаточно однообразный пейзаж, девушка не уставала глазеть по сторонам, словно хотела на всю жизнь запомнить каждую веточку на дереве. Она почти физически ощущала свою причастность к миру легенд и преданий, и похоже было, что ей этого вполне хватает для счастья.

«Как мы это назовем, благородные сэры? — подумал Джон. — Средневековый романтизм?»

Это было в принципе очень мило, но Джона не тянуло умиляться.

Что радовало, так это перемена в Бенджамине. Только сейчас молодой граф понял, что до сих пор по-настоящему не видел этого человека. Еще сохраняя некоторую отстраненность, он то мурлыкал фривольные песенки, то подшучивал над Гарри, то принимался рассказывать истории без начала и конца.

— …Вы не смотрите, что наш Гарри так и норовит уснуть в седле. Сейчас в это трудно поверить, но было время, когда он изрядно побаивался лошадей.

— Бен, что ты несешь?

— Гарри, тебе не следует стесняться: что было, то прошло. А я собираюсь всего лишь воздать должное твоей храбрости. Ведь только истинный герой способен преодолеть тот животный ужас, который накатывал на тебя, стоило кому-нибудь всхрапнуть в десяти ярдах.

Изабелла покатилась со смеху. Джон деликатно улыбнулся и стал с удвоенным вниманием осматривать окрестности.

— Бен, клянусь, если ты не заткнешься, на ближайшем привале я устрою тебе взбучку.

— Гарри, с каких это пор чувство справедливости изменило тебе? — изумился Бенджамин. — Наверное, от недосыпа. Да ты вздремни, пока я рассказываю…

— Сэр Джон, Изабелла, — Гарри повернулся в седле, к неудовольствию своего тяжеловоза, — не слушайте вы этого болтуна. Он, может, и не соврет, но правду так переделает…

— Это искусство досталось мне в наследство от отца, — сообщил Бен. — Поскольку ничего другого наследство не содержало, пришлось довольствоваться этим.

— А кем был твой отец, Бен? — сменила тему Изабелла, за что получила быстрый, но исполненный благодарности взгляд Гарри.

— Мой отец был человеком, достойным во многих отношениях, и обладал немалым количеством талантов, но, к сожалению, то, что он делал, по большей части не доставляло особой радости окружающим. Прошу понять меня правильно: я многим ему обязан и за многое благодарен, однако предпочитаю умалчивать о своем родстве. Я и сейчас упоминаю его лишь потому, что живу и служу у сэра Томаса Рэдхэнда, который никогда не задавал мне подобных вопросов. Напротив, однажды он сказал, и я слышал это собственными ушами, что для него не имеет значения, кто породил человека, важно, каков человек сам по себе.

— Такое отношение к людям можно встретить нечасто, — заметил Джон.

— Вообще никогда, сэр. Я родился в Уэссексе, а сэра Томаса встретил в Уэльсе четыре года назад, где и присоединился к его отряду, сражавшемуся против мятежников. Тогда я думал, что это ненадолго, у меня были счеты к некоторым членам мятежа, как и у них — ко мне, но я прижился и раздумал уходить. Особенно когда прослышал, что сэр Томас направляется сюда, в глухие края. Теперь подумываю даже о том, не завести ли мне клочок земли? Интересно, наградит ли нас сэр Томас ленами за этот поход? Как думаешь, Гарри?

— Спроси у сэра Джона. Откуда мне знать? Да и иду я не за наградами.

— Уж не хочешь ли ты сказать, будто я иду за ними?

На лице Гарри промелькнуло сомнение. Он-то знал, что Бен отправился в поход, так как ему сказали, что это его судьба. Но говорить сейчас об этом не хотелось — вдруг Бен снова захандрит? Уж пусть лучше насмешничает, но остается похожим на себя.

— Даже я не знаю, какой будет наша награда, — закрыл тему Джон, — хоть я и человек из грядущего. Просто недосуг было интересоваться такой мелочью.

— Это правильно, — поддержал Гарри. — Награды нам ни к чему. Служить графу Рэдхэнду — уже награда.

— Ты давно его знаешь? — спросил Джон.

— С тех самых пор, как король Эдуард, покончив с мятежами и усобицами, взялся за Уэльс. — Лицо Гарри озарилось воспоминаниями. — Он тогда и получил свой титул. А мы все получили вторую жизнь. Сэр Томас выдернул нас из клещей Ллевелина и братьев-князей, если бы не его прозорливость, там полегло бы пять тысяч храбрых британцев. Весь тот поход он поистине творил чудеса. Валлийцы сразу же окрестили его колдуном. Ну да это теперь былое, а вот я вам скажу, почему все люди сэра Томаса положат за него голову под топор и еще поторопят палача, чтобы не мешкал. Обосновавшись на этой земле, сэр Томас не просто принес закон, он принес справедливость. Верша суд, он еще ни разу не оправдал виновного и не обрушил кару на безвинного. Еще ни одной хлебной крошки он не отнял у крестьян только потому, что он граф. Если ему нужно что-то сверх налога, он платит за это честной монетой. Он умеет требовать, но умеет и давать. В благословенной Англии, храни ее Господь, нечасто встретишь такого человека, и люди это хорошо понимают.