Павел Комарницкий - Исполнитель

Он покопался в шкатулке, извлек несколько тугих пергаметных свитков, перетянутых медными кольцами.

— Возьмите вот это. Первая грамота гласит, что вы английский дворянин, бежавший от преследований Йорков и ныне находящийся на службе короля Джакоба. Вторая, что вы подданный датской короны. Ну и третья, что вы просто мелкий джентри из разорённой гражданской войной страны, каковой ныне является Англия. Какую грамоту, где и когда предъявить, решайте сами.

Датчанин откинулся на спинку кресла.

— Значит, так. Ответ доставите мне сразу же. Отправляйтесь в путь немедленно, герр Перуэй, и да хранит вас Бог.

«Здравствуй, родной мой»

«Привет, Родная»

«Тебе придётся задержаться до вечера»

«Почему?»

«Сколько тебе дал на расходы датский посол?»

«Пятнадцать фунтов. И есть ещё десять от того аптекаря»

«Ну вот видишь. Тебе может потребоваться гораздо больше»

Первея уже разбирал смех.

«Кому мы предложим пуговицу на этот раз?»

Короткий смешок.

«Это было бы отлично. Но на сей раз не выйдет. Ты хорошо изучил тот фокус — «лишний груз»?»

«Не очень» — Первей не понимал, куда она клонит.

«Тебе придётся постараться, мой милый. И купи двух крепких мулов»

«Зачем столько?»

«А как ты увезёшь три тысячи экю?»

Рыцарь открыл рот.

«Сколько-сколько?»

«Три тысячи. Их сегодня должен привезти в Эдинбург некий французский маркиз. Слушай, что надо делать…»

Вот интересно, отчего все европейские города так похожи, подумал Первей. Народы разные, а манера одна. Немцы и немцы. Центральные улицы ещё туда-сюда, а вот такие проулки… Дома стоят вплотную друг к другу, образуя две неровные стены каменного ущелья, дно которого выстелено булыжниками. Более того, вторые этажи этих строений нависали над первыми на добрый ярд, а третьи над вторыми, так что кое-где соседи из окон напротив могли при желании дотянуться и пожать друг другу руки. Осталось достроить ещё один этаж, и улица превратится в туннель, длинную узкую пещеру… Да, тут и подвалы, и чердаки заселены разнообразным бедным людом. Рыцарь даже поёжился — жить под черепицей, зимой, или того хуже — в тёмной вонючей норе, куда не проникает солнечный свет, ежедневно наблюдая в маленьком окошке грязные башмаки… Нет, русские города не в пример лучше. Да, улицы мощены деревом, а то и вовсе не мощены, да, местами лужи и грязь, но даже самая нищая избушка стоит наособицу, и есть пусть маленький, но СВОЙ дворик, грядка луку, банька… Господи, да как они тут ещё живы, в таком-то климате и без бань?

Первей стоял в переулке, закутанный в тёмный плащ, привалившись к стене — так била дрожь. Мимо пробежала какая-то девушка, то ли служанка, то ли дочка какого-нибудь шорника — торопилась домой по случаю позднего времени. Ну скоро ли появится мессир французский посол, нервы, они ж не железные, и стемнеет вот-вот…

Где-то наверху стукнуло окно, и на булыжную мостовую с шумом обрушился щедрый поток помоев. Рыцарь усмехнулся. Да, тут выплёскивать помои в окна почитается делом обычным, притом никого не волнует, есть ли внизу прохожие. Хорошо, что он стоит у стены…

Наконец-то вдали послышался цокот копыт, и в переулок вкатилась карета, в сопровождении всадников. Ну, помолясь…

Первей сосредоточился, дрожь сменилась знакомым чувством, вроде как холодком… А то рыцарь уже начал опасаться, что ничего не получится, после долгого ожидания.

Карета француза, запряжённая четвёркой коней, уже почти проехала мимо, когда кони вдруг дико заржали, лягаясь и вскидываясь, и рванули карету вбок. Тяжёлый экипаж с хрустом и грохотом повалился в канаву. Кони верховой стражи, сопровождавшей карету, тоже взбунтовались было, но всадникам удалось их быстро успокоить.

Из кареты выбрались двое, началась перебранка, один из пассажиров размахнулся и влепил плюху кучеру — тот только съёжился. Второй раздражённо что-то приказывал стражникам и двум лакеям, сидевшим на запятках кареты. О чем шла речь, Первей не понял, он не понимал по-французски ни слова. Должно быть, это и есть маркиз, подумал рыцарь.

«Не отвлекайся»

Первей снова сосредоточился. Между тем возле кареты поднялась суета, кто-то бестолково стегал коней, кто-то толкал карету. Рыцарь уже почувствовал в теле знакомую дрожь… Всё.

Маркиз что-то раздражённо проорал, и все дружно кинулись разгружать карету. Гора вещей росла и росла, и рыцарь мельком удивился — где там помещался сам маркиз, ей-богу… Наконец экипаж разгрузили, трое поддели карету длинной оглоблей — уф! В освобождённую колымагу вновь полетели выгруженные ранее вещи…

Первей вновь сосредоточился, сквозь знакомую дрожь чувствуя подступающую слабость и тошноту — слишком много магии на сегодня… Всё.

Всадники вскочили в сёдла, кучер хлестнул коней, и карета с грохотом укатила. Возле самой канавы остался только сиротливый, всеми забытый и никому не нужный сундук с деньгами.

«Быстрее, рыцарь. Делай «раззяву», тут полно посторонних глаз»

Тошнота уже подступала к горлу, дрожь сотрясала тело, но Первей таки справился. Знакомый холодок… Всё.

«Ты молодец. Ты даже не представляешь, какой ты молодец, милый. Всё, грузи монеты»

Крышка сундука отвалилась со скрипом. Внутри были плотно уложены шёлковые мешочки, туго и аппетитно набитые. Очень мило, кстати, Первей уже опасался, что монеты будут лежать россыпью. Рыцарь подвёл мулов и начал деловито набивать седельные сумы этими самыми мешочками.

«Надо прикупить ещё мулов, вот что»

«Зачем?»

«Ну как зачем? Тут где-то недалеко хранится казна Шотландского королевства. Ты мне поможешь, Родная? А потом можно будет наведаться в Лондон…»

Короткий смешок.

«Не придуривайся. Теперь твоя задача — унести ноги, и быстро. Ты здорово их всех заморочил, и недостачу обнаружат не сейчас, но когда обнаружат, тут начнётся такое… В общем, завтра ты должен быть в Глазго. Тебе придётся сегодня ехать ночью, мой милый. Между прочим, дороги Шотландии кишат разбойниками, а у тебя даже нет меча, только шпага. И маны совсем не осталось»

«Зато у меня есть Голос Свыше. Есть ты, Родная. Мы объедем всех разбойников Шотландии стороной, правда?»

Короткий шелестящий смешок.

«Ты становишься мудрым, мой рыцарь. Ещё недавно ты попробовал бы их всех перебить»

«Ну вот ещё. Почему я должен делать работу за шотландского короля? Мне за это не платят…»

Топот копыт разносился далеко в ночной тишине, скрадываемый лишь невнятным посвистом ветра в раскидистых придорожных вётлах. Лохматые шары омелы приобрели неприятное сходство с отрубленными головами, кои, согласно здешним обычаям, водружали на колья у дорог в назидание обитателям королевства. Первей криво усмехнулся — опять ночь… И опять дорога.