Эдуард Веркин - Место Снов

– Блин! – сказал Зимин.

– О-п-па, – сказал Ляжка, не подымаясь с карачек.

– Мое любимое, – улыбнулась Лара.

Больше всего это походило на пике «Юнкерса-87». Рев, свист рассекаемого воздуха, острокрылый силуэт и лапы, весьма похожие на растопыренные шасси. Дракон падал, тень его расползалась, увеличивалась в кляксу, – крылатый, грозный, великий, Леха был страшен.

– Давай!!! – крикнула Лара в небо. – Давай!!!

Леха внезапно раскинул крылья, резко затормозил и выпустил огненную струю. Струя упала на ближайший столб, он треснул от жара и взорвался.

На землю упал хрустальный снег.

Игги рванул, и Зимин, не удержавшись в седле, свалился с моста в коллоидную воду. Падая с моста, он услышал, как верещит Ляжка. Совсем как несчастная ярославская выпь. Вода была и в самом деле чудная, как желе, она прогнулась под тяжестью Зимина в глубину, почти до дна, залезла в уши, нос, под одежду и тут же выплюнула его обратно на поверхность.

– Не волнуйся, мастер, – крикнул с моста воспрянувший Ляжка. – Гуано не тонет! И этот прекрасный водоем доказывает истинность этого утверждения. Еще хотел бы заметить, что гуано не тонет потому, что…

Зимин кинул в Ляжку камнем со дна коллоидного ручья. Не попал.

Когда Зимин выбрался из воды, Леха уже как ни в чем не бывало сидел на другом берегу и лизал себе лапы, Лара держала Игги за узду и чесала ему холку. Ляжка стоял с видом Аристотеля в мехах и ковырялся в зубах соломинкой, выдернутой из мостника.

– Как водичка? – спросил он.

Зимин злобно не ответил, так как не любил выглядеть дураком в присутствии посторонних лиц, особенно девушек, к которым его сердце испытывает нежную симпатию.

– Поехали лучше, конквистадоры, – засмеялась Лара. – Уже близко.

– Поехали, поехали, я слышу звуки мамбо, – оживился Ляжка. – И мой желудок взывает к справедливости, к возмещению всех моих моральных страданий.

– Не делай из еды культа, – заметил Зимин. – Мортифицируй плоть – и пройдешь сквозь верблюжье ушко. Жаль, вериги мы выкинули…

– Я и так сквозь любое ушко пройду, – самоуверенно заявил Ляжка.

– Игги, иди к хозяину. – Лара подтолкнула коня, но он поступил самовольно и к Зимину не подошел.

– Этот конь на редкость пугливый. – Зимин, вытряхивая воду, прыгал на ноге. – Психопат просто. У него нервная система полностью нарушена, я продам его гоблинам, честное слово, они его на гамбургеры переделают. Может, лучше пройдемся, разомнем копыта?

– Как хочешь, – ответила Лара. – Я же говорю, тут рядом. Километр.

– Ну, вы идите, а я вот немного прокачусь. – Ляжка стал было подманивать Игги, но Игги в руки Ляжке не дался, аристократом был потому что.

– Возьми лучше оружие. – Зимин нагрузил на Ляжку всю свою амуницию. – Это смирит твою подлую волю и улучшит дух.

Ляжка ругнулся, но оружие взял, и скоро они были уже дома.

Дом Лары стоял на вечнозеленом холме, похожем на рыцарский шлем времен войны Алой и Белой Розы [40]. Перед домом росли красная рабоче-крестьянская сосна и белый дворянский бук, так их сразу определил Зимин. И подумал, что не хватает здесь чего-либо новенького и современного, какой-нибудь гевеи или ультрамодной пальмы саго.

Дом был в два этажа, деревянный, из круглых желтых бревен, с верандой и балконом. Крыша покрыта красной черепицей, в окнах разноцветные средневековые стекла и витражи – тонкие разноцветные женщины в еще более тонких энненах [41]. По стене вился чахлый пивоваренный плющ, а может, и виноград даже. Трава неправдоподобно зеленая.

– Канадская вечнозеленая, – Ляжка потрогал траву. – Вечнозеленая, совсем как баксы. Двести баксов фунт. А ничего у тебя хибарка, черепица, смотрю, дорогая. Чухонская?

– Дом построил Пашка, – сказала Лара. – И Леха помогал еще. А черепица – не знаю какая. Местного производства. Гномы пустынные делают. Они и кирпичи тоже делают…

– Сразу видно – стены кривые, – сказал иронично Зимин. – А черепица точно чухонская. У меня олдак такую хочет себе на дачу, уже целый ящик купил. Думает, повесит черепицу – так сразу викингом заделается. Мечтает с детства. Где конюшня-то?

– Вечнозеленые бывают только доллары, я же говорю. – Ляжка сбросил все оружие на траву. – Вообще-то. И штандарты французского королевского дома. А трава зеленая временно, до приказа. А потом раз – и пожелтеет вся разом, в один день. И будет – как вся любая нормальная трава. А стены и впрямь кривые…

– Нормальные стены, – буркнула Лара. – Конюшня там, за домом. Ставь Игги и заходите.

Зимин поймал Игги и обошел с ним дом. Дом был Игги, видимо, знаком, Игги оказывал дому всевозможные знаки внимания: лизал окна, стучал в стены копытом, приятельски ржал, вилял хвостом и чесался боком о высокий фундамент. Лишний раз доказывая, что он вполне дружелюбное существо с большим душевным содержанием.

А вообще, вокруг дом был такой же, как спереди, кривой, но крепкий. Конюшни же толком не оказалось. Она представляла собой навес, четыре бревна и неструганые доски. Рядом с навесом была обширная песчаная площадка, целый пляж. На нем, видимо, спал Леха. Для Лехи навеса не предусматривалось – видимо, ему и без навеса было хорошо.

Зимин привязал Игги к столбу и вернулся к крыльцу. Лара ждала его, Ляжка тоже сидел. Лара ела мороженое, Ляжка тоже ел мороженое, третье мороженое ела оса. Это третье мороженое было припасено для Зимина, но оса его опередила без всякого объявления войны, и Зимину пришлось довольно долго бороться за свое счастье. Он победил, и мороженое оказалось фисташковым. Зимин закатал фольгу до середины и сел на крыльцо под колокольчик с надписью «Лара. Звонить три раза».

– Благодарю, – сказал Зимин. – Вы крайне предусмотрительны, сударыня, мороженое как нельзя кстати.

– На здоровье, милорд. Дома еще окрошка есть. Со льдом.

– Я с квасом люблю.

– Я тоже с квасом. И с газированным льдом. И с фруктовым уксусом.

– А я люблю с финикийскими клопами, их надо выжимать… – стал рассказывать Ляжка.

Но слушать про особенности финикийской кухни никто не захотел.

– Идем, – Лара распахнула дверь. – Покажу вам, что в доме.

Зимин вспомнил про клопов. Про клопов Ляжка наверняка вычитал в журнале «Юный натуралист», в кабинете биологии лежали старые подшивки, и во время длинных рассказов о вегетативных системах и биоценозах болота можно было почитать о причудливых нравах камчадалов и особенностях охоты на мрачных мантисс Мертвого моря. Зимин прочитал пару номеров. Про клопов тоже прочитал. Клопы очень ценились на побережье Ливана, там же, где и ливанские кедры.

Они вошли в дом в соответствии с иерархией – Лара, Зимин, Ляжка последний. Над головой запел серебряный органчик, «Предчувствие Напалма» – опознал Зимин, хорошая, лирическая баллада, про любовь и верность, как один бобик ушел на войну и пропал без вести, а его квакушка ждала тридцать лет. А когда он ни с того ни с сего взял и вернулся, он ей совсем не понравился. Органчик пел хорошо, похоже.