Демонология Сангомара. Наследие вампиров - Штольц Евгения

— Полагаете, они возлежали вместе? — охнул управитель.

— Конечно же да… — с иронией произнес граф и осуждающе посмотрел на управителя, который, по его мнению, сам должен был все понять. — То, что рыбак приглянулся моей дочери, я понял еще по дороге к Брасо-Дэнто. Собственно, поэтому и попросил ее ухаживать за ним. Это дополнительная мера, чтобы Уильям ничего не натворил. Но меня беспокоит другое…

— Что же, господин?

— То, как она начала себя вести, — вздохнул граф. — Стала рассеянной, мечтательной, погруженной в себя. Это нехорошо! Я надеялся на ее благоразумие, надеялся, что она не станет мешать обычную похоть с чувствами. Но она все-таки привязалась к этому рыбаку — и, похоже, крепко.

— Суд… Сочувствую девочке, когда дар Уильяма передадут…

Однако слова его заглохли в глотке, когда он заметил свирепый взор графа, отчего и вздрогнул. И хотя гостевая спальня от графской отделялась спальней Йевы, а стены здесь были по локоть толщиной, Филипп предпочитал осторожность в делах.

— Я получил ответ от Горрона де Донталя. Все в совете старейшин готовы поддержать меня в моих притязаниях, — прошептал граф. — Уильям — благородный парень, хороший, но я не могу отпустить его, потому что на кону жизнь моего сына или дочери…

Управителю пришла в голову безумная идея. Он хотел было уже озвучить ее, но побоялся… Поэтому лишь кивнул, соглашаясь.

— Я дам ему свободное передвижение по замку, потому что он сидит взаперти уже больше сезона, — тихо продолжил граф. — Но более я не могу ничего предложить ему. А еще нужно снять с гостя мерки. Пусть портнихи сошьют по ним пару костюмов. Негоже выпускать его в одной рубахе низшей прислуги, будто конюха. Тем более скоро прибудет королевский посол. А теперь иди, мне нужно отдохнуть.

Него осталось только раскланяться и покинуть спальню. Громко шаркая ногами по коридору, он держался за поясницу и думал: «Что мешает графу просто усыновить рыбачка и сделать его Тастемара, раз уж он пришелся ему по душе? Разве самого графа не взяли в свое время из обычной семьи?» Впрочем, старый управитель привык помалкивать, когда требуется, поэтому умолчал и об этой безумной идее. «Все-таки его господин умен и знает, что делает. Так что на все его воля», — решил Него.

Когда он вновь возвращался с кряхтением на верхний этаж, дабы снять с гостя мерки, то услышал музыку. Видимо, Леонард как раз пробудился, решив начать день с серебряной флейты. Из его спальни доносилась печальная одинокая мелодия, и в нее зачарованно вслушивались все. Даже Уильям встрепенулся: ему никогда ранее не доводилось слышать ничего столь изящного. Стоя посреди коридора, Него с минуту послушал, а после грустно вздохнул и укоряюще качнул головой.

Так прошел день, наступила ночь. Луна заняла место на звездном небе, осветив спящий Брасо-Дэнто. Стоя у окна, Уильям глядел на раскинувшийся внизу город, но сам пребывал в мрачных думах. Ему не хотелось верить, что эта ночь в его жизни изменит многое.

В комнату вошел граф.

— Следуй за мной, — коротко обронил он. — Не забудь сменную одежду.

Дрожащими руками Уильям взял чистые вещи, хотя и не понимал, зачем они могут понадобиться среди ночи. Он покорно побрел за Филиппом, замечая, что рана на шее графа давала о себе знать: походка была не столь бодра, как обычно, хотя граф и старался это скрыть.

Обитатели замка уже давно спали. На пути им никто не встретился, но Уильям продолжал тревожно вслушиваться в тишину больших залов. Они приблизились к тюремному блоку, к железной двери, которую охраняли два стражника. Когда они подошли к ним, Уильяму заломило клыки, да так, что он чуть не вскрикнул от неожиданности. Тяжело задышав, он побледнел. Это не укрылось от Филиппа, и он приказал быстрее отворить дверь, чтобы завести рыбака внутрь, в темный коридор, освещенный факелами. Вдвоем они стали спускаться по крутым ступеням.

С каждым шагом Уильяму становилось хуже. Едва осязаемые мысли об убийстве обрели плоть. Тьма вокруг него сжалась, сдавила, и на миг Уиллу показалось, что она порвет его, сделав частью себя. Он в страхе глядел в спину спускающегося графа, пытаясь найти в ней опору для взора. Он силился скрыть дрожь, но не выходило; ноги его подкашивались.

— Не переживай, — сказал Филипп, чувствуя страх. — Стоять и смотреть не буду. Я пообщаюсь с комендантом; он знает, что мы придем, и уже должен был подготовить таз с водой. Я дам тебе время, чтобы наесться. Ну и на душевные муки тоже должно хватить… — И он весело усмехнулся.

Уильям пребывал в состоянии душевного оцепенения, поэтому ничего не ответил. Они спускались все ниже. Из щелей в серо-зеленых, обступивших их стенах просачивались капли, стекая. Поначалу рыбак удивился, полагая, что они находятся ниже реки Брасо, но позже понял — это подземные воды. Скользкие крутые ступени закончились. Впереди открылось темное подвальное помещение. В нос ударили запахи затхлости, старой соломы, потных и немытых тел. Уильям прошел за графом по каменным коридорам, мимо камер с решетками из полосового железа, за которыми сидели и лежали в кандалах люди, пока не уперся в еще одну дверь. Стоявший подле нее стражник пах иначе — и от него клыки не ломило.

«Он — вампир, а те снаружи — люди!» — понял Уильям.

Поклонившись, охранник отворил тяжелую дверь, принял из рук рыбака его сменную одежду и запустил всех внутрь. Следующее узилище имело облик совершенно противоположный предыдущему: камеры отделялись не решетками, а были устроены как комнаты. От стен исходило приглушенное желтоватое свечение, очень знакомое Уильяму.

— Вытяжка из мацурок. Дает свет на пару месяцев, потом приходится наносить новый слой. — Филипп словно прочел его мысли.

Наконец граф остановился около дальней двери, достал из висящего на стене ящика бумагу, развернул ее, прочел, одобрительно хмыкнул и положил обратно. Потом поднял засов и открыл дверь. Противно скрипнули петли. Уильям почувствовал, как тревожно заколотилось его сердце. Сейчас больше всего ему хотелось убежать из этого страшного места, вернуться в светлые покои, откуда бы он глядел на величественный Брасо-Дэнто…

Внутри сидели трое узников. На полу была постелена свежая солома, а сами они кутались в хорошие стеганые одеяла, под которыми виднелись добротные рубахи. Ноги узников сковывали кандалы, пока руки оставались свободны. В узилище не было ни фонарей, ни окон, но стены светились все тем же слабым желтым светом.

— Эти трое — сыновья одного купца, — произнес граф. — Осуждены на смертную казнь за изнасилование, а потом и убийство двенадцатилетней прачки. Они всю ночь ее истязали, поочередно насилуя, а затем под утро, протрезвевшие, испугались и добили, едва живую, ударом по голове. Тело разделали мясницким ножом, собрали в мешок и попытались скинуть в реку за городом, однако стража поймала их. Думаю, история достаточно веская для того, чтобы ты со спокойной совестью сделал то, что должен.

И граф отодвинулся, чтобы пропустить гостя. Однако Уильям не тронулся с места, боясь сделать шаг, — только глядел распахнутыми глазами. Вид его, напуганный, дрожащий, будто это его привели на съедение, позабавил Филиппа. Не в силах сдержать улыбку, он по-отечески похлопал рыбака по плечу, подтолкнул его внутрь и закрыл дверь на засов. Ему было любопытно взглянуть, как жажда взыграет над страхом, но он решил не смущать своего гостя. Тому и так нелегко. Отходя от узилища, граф прислушался — ничего не происходило. Тогда он замедлил шаг. Тишина.

Похоже, Уильям до сих пор стоял у двери.

«Забавный рыбачок, — улыбался Филипп. — Тяжело придумать нечто более несуразное, чем старейшина, рожденный из такого миролюбивого человека. Ох и доставил же ты своим наследием, старина Гиффард, хлопот что мне, что этому бедолаге».

Уильям и правда замер возле двери. Прижавшись к ней вспотевшей спиной, он затравленно глядел на узников, пока те взирали на него. Видя, что гость молчит, они принялись переговариваться.

— Посмотри, как трясется, — заулыбался один.