Демонология Сангомара. Наследие вампиров - Штольц Евгения

— Жажда?

Он кивнул.

— Отец вроде обещал сегодня отвести тебя вниз. Так что потерпи, скоро напьешься.

— Там будут живые люди? — глухим голосом спросил он.

— Да. Рано или поздно это должно случиться, Уилл…

Она заметила, как он вздрогнул. Пытаясь отвлечь его, Йева обвила шею Уильяма своими тонкими ручками и поцеловала. Он поглядел на нее горящим взором, как смотрит всякий мужчина, сердце которого еще живет страстями. Но взор этот тут же потух, когда он вспомнил, что по соседству теперь живет граф. Они оба понимающе улыбнулись. Кивнув, Йева медленно вышла, шурша платьем.

Уилл тут же осушил кувшин до дна и подошел к висевшей между шкафом и кушеткой карте Севера, успокаивая ломоту в зубах. За время пребывания в замке его зубы претерпели большие изменения. Если в Вардах он нащупывал языком лишь два удлиненных клыка сверху, то теперь все его зубы заострились и слегка загнулись внутрь. Лишь передние восемь остались «человеческими». Любая неосторожная улыбка открывала демоническую природу Уильяма. Впрочем, сам он об этом редко задумывался, продолжая улыбаться так широко и добросердечно, что вызывал беззлобные смешки графской дочери.

Ему до сих пор верилось, будто в его жизни поменялось совсем немногое, что он все тот же безобидный Уилл из Малых Вардцев. Кровь он пытался принимать за вино; произошедшее с ним воспринимал смутно, будто отстраненно. Даже Филипп и Йева стали для него всего лишь радушными друзьями, но никак не демонами. Поэтому о грядущей ночи он старался не думать, желая оставаться тем же Уильямом, и продолжил пристально разглядывать карту…

В коридоре снова послышались шаги — старый Него неспешно прошаркал мимо гостевой спальни. После разрешения графа он вошел в его покои и прикрыл за собой дверь.

— Как вы себя чувствуете, господин?

— Лучше, Него, лучше.

Филипп полусидел на кровати, подоткнув подушки под спину, и читал доставленные на рассвете письма.

— Мой господин, есть желающие получить вашу аудиенцию. Всем отказать?

— Кто? — сухо спросил граф.

— Один — хозяин борделя. Он не согласен с налогом, насчитанным ему за его девушек. Требует встретиться с вами. Уважаемый Велед говорит, что этот человек надоел всем сборщикам податей, он обивает порог налогового дома уже пару недель.

— Этому отказать. Кто еще?

— Второй — богатый купец из Алмаса. Хочет арендовать несколько прилавков и пару магазинов на торговой площади.

— С этим вопросом направь его к Брогмоту, на нем лежит ответственность по управлению арендными площадями.

— Еще очень просит поговорить с вами купец Асмодей. Он…

— Я знаю, что ему нужно. Опять по поводу сыновей пришел, — сморщился граф и отложил письмо на кровать. — Этот глупец никак не поймет, что даже если он отдаст почти все состояние в нашу казну и я освобожу его сыновей, то их потом порвет народ. Им не простят то, что они натворили.

— Асмодей утверждает, что его детей подставили, что они невиновны.

— Он еще и наглый глупец. Или просто лжец, — усмехнулся Филипп. — Когда его пьяные выродки, уверенные в своей безнаказанности, прошли мимо караула с мешком, в котором лежало изрубленное тело изнасилованной девочки, а после при солдатах пытались скинуть это в реку… Конечно невиновны… Сегодня я отдам его сыновей Уильяму. Скажи этому купцу, что смертный приговор уже приведен в исполнение, а тела сброшены в Брасо.

— Хорошо, господин.

— Пусть радуется, что горожане не разгромили лавки, а народный гнев не коснулся его последнего сына.

Граф вздохнул, потом, помолчав, добавил:

— Кстати, Него. На рассвете пришло письмо. Знаешь, от кого?

— Не успел узнать. Слуга проскочил мимо меня.

— От Горрона де Донталя.

— Ох, королевский советник. Он же пишет только по важным делам, — удивился управитель, а про себя отметил: «Значит, жди беды!»

— Он предупредил, что к нам выехал королевский посол со своей свитой. И раз гонца отправили незадолго до их отъезда, то, думаю, посла стоит ждать через три-четыре недели. Преемник резко почившего короля, пятнадцатилетний Элуар Третий, хочет поиграть в войну с королевством Стоохс, но у него не хватает воинов.

— Час от часу не легче, — печально вздохнул Него. — Не понимаю я, мой лорд, почему старейшины не идут в короли? Ведь эти людишки творят немыслимое… То на троне сидел тот самодур, который нарушил договоренности со Стоохсом и едва не развязал войну, то этот молокосос, который, вероятно, путает управление королевством со своими деревянными солдатиками! А ведь все земли старейшин славятся миром и благополучием! Ну, почти все, за исключением Райгара… Почему же мудрому правителю, например вам, не навести порядок во всем королевстве?

— Быть королем и быть местным графом — это разное, мой друг. У старейшин хватает мудрости не усаживаться на трон большого королевства, потому что любому королю приходится действовать как нашей служанке Эметте.

— Как же? — удивился управитель.

— Как шлюхе — спать со всеми и всем клясться в верности. Но надо отдать Эметте должное, у нее получается убедить моего наивного сына, что она спит лишь с ним, не навещая меня.

— Кхм… Вы правы, господин. Я об этом… кхм… не подумал. Годы, что поделаешь…

— Кстати, Него. Тебе ведь уже полтора века, друг мой.

— Время летит незаметно…

— Да, в этом ты прав. Буквально вчера я назначал тебя, молодого, с горящими глазами, управителем, а сейчас передо мной седой старик.

Граф поднялся с кровати, медленно подошел к письменному столу и небрежно бросил на него письма. Комната его была полна мрака из-за тяжелых задернутых гардин. Управитель покорно стоял и ждал, скрестив руки на впалом животе.

— Него, пора тебе готовить Базила к полной передаче ему роли управителя, — сказал Филипп, укладываясь на подушки и потирая рукой повязки на шее.

— Я занимаюсь этим, господин. Он… Ох, мой внук совсем не усерден! Не хочет ничего запоминать, и я подумываю, что, возможно, и управитель из него дурной выйдет. Какое-то молодое поколение неразумное пошло, бестолковое.

Него развел руками и виновато закряхтел, дескать, ничего с этим миром не поделаешь. Однако Филипп лишь ласково посмотрел на него, вспоминая былого пылкого мужчину, который в свое время не пропускал ни одного любовного приключения, а не возился с бумагами.

— Ты был таким же сотню лет назад. Кстати, ты провел поучительную беседу с Базилом и Эметтой?

— Конечно! Пригрозил всеми самыми страшными исходами, если ляпнут что-нибудь! Леонард, как оказалось, рассказал подробности о планах на Уильяма не только Эметте, но и моему внуку.

— Не пойму, — вздохнул граф. — То ли это невежество молодости, которое пройдет с годами, то ли ждать от него просветления не стоит. Как легко рассуждать о воспитании чужих детей и тяжело понять душу собственных, пусть даже приемных. Тот же Асмодей, быть может, действительно уверен, что его дети не насиловали и не убивали ту прачку.

Управитель снова развел руками.

— Друг мой, будь добр, поменяй мне повязку, эта уже пропиталась кровью, — вежливо попросил Филипп. — Сегодня вечером я хочу отвести Уильяма в нижние тюрьмы, к сыновьям Асмодея.

Открыв суму с уже заготовленными бинтами и мазями, Него устало присел на край кровати и принялся снимать старую повязку. Чтобы помочь, Филипп подвинулся ближе и сел ровно. Нанося мазь из перетертого златовика и волнушки, Него как бы между прочим заметил:

— А вчера рыбачок-то не растерялся и перевязал вас, господин. Да так хорошо, кстати, даже сейчас вижу! И дойти помог, и понял, когда руку надо подать.

— Да, природа одарила его и умом, и статью. Наивный, правда, но вот это точно невежество молодости, которое проходит с годами, — кивнул Филипп. — И Йева тоже это заметила.

— Как это? — не понял Него.

— Разве ты не обратил внимания, как она порой подолгу засиживалась у него? Кувшин возьмет с рассветом, а возвращается лишь к полудню. А вчера его так по-свойски взяла под локоть, когда повела за мной. Думала, не замечу.