Евгений Велтистов - Ноктюрн пустоты

– За несколько минут до эфира, - спокойно пояснил я, - мне позвонил один человек и предупредил, что передача не состоится, если мы коснемся сути дела! Такое же предупреждение получил Аллен.

– Кто этот человек? - Райт привстал в кресле.

– Я его спросил, - продолжил я, не обращая внимания на нетерпение Джимми. - Я спросил его: "Уилли, зачем ты убил мою жену Марию?.."

– Уилли? - Райт медленно поднялся с места. - Сенатор Уилли?

– Да! - Я тоже встал. - Сенатор Уилли. Он не ответил мне.

– Соедините нас с Уилли! - приказал Райт помощникам, понимая, что наступает развязка самой драматической программы вечерних новостей.

– У меня несколько вопросов к сенатору, - заявил я, глядя в бездонный глаз телекамеры.

– Пожалуйста! - разрешил Джимми.

– Уилли, - сказал я, - зачем ты затеял всю эту нечеловеческую подлость?

– Кабинет сенатора не отвечает, - доложил из глубины студии редактор.

– Уилли, зачем ты убиваешь негров, туарегов, пуэрториканцев, сальвадорцев, панамцев, зачем?

– Квартира не отвечает! - донеслось издали.

– Уилли, зачем ты взорвал самую дорогую космическую станцию? Зачем убил моего друга Аллена? - Я оглянулся на огромные студийные часы: оставались секунды до окончания передачи. - Он по-прежнему не отвечает? - спросил я Райта.

– Теперь ему придется ответить! - резко сказал Джимми.

– Уилли, слышишь меня? - поставил я точку в разговоре. - Тебе придется ответить на самый главный вопрос: зачем ты существуешь?

Говорят, что в холодных голубых глазах Райта застыли слезы.

Критики отмечали, что с Райтом такого не случалось после последнего убийства президента.

Глава двадцать шестая

Из студии мы с Райтом пробрались запасным выходом на улицу, где припаркована его малолитражка. Никто из почитателей Джимми не мог предположить, что получающий миллионы в год комментатор водит, как и любой смертный, красно-желтую, самую что ни на есть дешевую блоху. Но блоха замечательно прыгала в потоке автомашин. Как-то незаметно очутилась она в аэропорту имени Дж. Кеннеди, пробралась тайно за ворота, вслед за служебной машиной проскакала по бетонной дорожке, где выстроились в очереди, глухо рыча турбинами, ползущие к взлетной полосе крылатые машины.

Возле одной из них Райт затормозил. Открылась дверца в фюзеляже, вниз скатилась металлическая лестница.

Я полез вверх, в теплое пространство кабины, ежась от проливного дождя.

– Будь здоров, Джонни! - крикнул снизу Райт, намекая, что сейчас моя жизнь котируется на мировом рынке новостей не выше вздоха любого полудохлого президента. Я в ответ помахал свободной ногой.

Пилот чикагского самолета втянул меня в кабину, усадил на диван, поставил рядом кофр.

– Здорово вы их поддели, мистер Бари! - восхищенно произнес он. - Что, кончится, наконец, проклятый дождь? Или это затеяли русские?

– Это не русские, - сказал я устало, - это твои соотечественники. Предлагают тебе выбор между наводнением или горячей, как Сахара, пустыней. - Я внимательно всматривался в молодое, еще не опаленное жизненными катастрофами лицо пилота.

Он несколько секунд вдумывался в мои слова. Шевельнул юношескими усиками, с достоинством негромко ответил:

– Благодарю за информацию, я сделаю выбор, поскольку частенько бываю наверху. - Пилот усмехнулся, подмигнул мне. - Чем могу быть полезен?

– Я сам справлюсь! - пробормотал я, смыкая веки.

Самолет взлетел. Летчик протянул бокал кока-колы.

– Пожалуйста! - Он помог мне растянуться на диване. - Отдохните, мистер Бари!..

В аэропорту Чикаго я спустился по той же лестнице, пока самолет тихонько подруливал к зданию. Принял меня в свою машину Боби.

Давно я не видел такого дорогого, ладно сшитого и модного костюма. Ощутил себя чуть ли не нищим в джинсовой робе и устало вздохнул: а-а, ладно, все равно, в чем пробираться по лабиринту жизни.

– Дождь, - сказал Боби, меланхолично крутя руль.

– Да, дождь, - согласился я.

Он помолчал.

– Ты сделал большое дело, сынок, - доверительно сообщил Боби. - Разворотил такой муравейник…

– Да.

Боби развернул ко мне свое огромное с пористыми ноздрями лицо, чуть задержал на переносице тяжелый взгляд, снова уставился на мокрый асфальт:

– Бари, я однажды в тебя уже поверил…

– Да?..

– И верю до сих пор.

– Да?..

– Что ты намереваешься делать?

– Устроить сына с твоей помощью, - сказал я, стараясь как можно более точно представить свое будущее и не видя его никак. - А дальше… дальше… что ты скажешь?..

– Смывайся, сынок. - Боби обнял меня за плечо. - Пока не поздно.

– А именно?

– Пока у меня не начались большие неприятности, - закончил Боби и, помедлив, добавил: - Скажу тебе только одно: Уилли - член "Большой Тройки"…

Я присвистнул в ответ: все, теперь мне крышка, капут!

"Большая Тройка" - тайный совет, в который входят двести пятьдесят финансовых тузов, политиканов, ученых, военных США, Западной Европы и Японии. Они собираются на "клубную неделю" раз в год, решают самые важные проблемы будущего: кто будет президентом, что делать с противником, где разразится в ближайшее время война. Все это держится в строгом секрете, но журналисты на то и журналисты, чтобы унюхивать самое тайное. Если уж член "Тройки" взялся за обыкновенного репортера, значит, тот произвел большой переполох. Да, Бари, несдобровать тебе, не скрыться ни в одном из глухих углов. Недооценил ты Уилли - защитника природы и личного друга… Можно - иногда даже удачливо - разоблачать обычную мафию, Пентагон, ЦРУ, президента, но с такой всемирной мафией, как "Большая Тройка", не шутят.

– Я смываюсь, - признался я Боби. - Надеюсь, ты не пострадаешь из-за меня?

– Мне пора в отставку. Дай знать, где ты. - Боби вздохнул. - Если, конечно, сумеешь.

Я оценил щедрость его души. Боби заранее вычислил все варианты игры, предусмотрев в том числе мое внезапное исчезновение и заботу об Эдди.

На полицейской "скорой помощи" перевезли мы Эдди в частную лечебницу. Там я подписал чек на полмиллиона долларов - близкое будущее сына.

Он смотрел на меня так, словно прощался.

– Отец, что ты задумал?

– Задумал?.. - Я внезапно проснулся, фотографируя про себя эту новую больничную реальность. - Задумал… вырвать тебя отсюда и - поставить на ноги!..

Эдди оскалился, сдерживая внутреннюю боль.

Потом сквозь оскал проступило нечто человеческое - поднимающийся по жилам смех.

– Ха-а! - Эдди хохотал от души. - Поднять! Ха-а-а!.. Поставить на ноги!.. А-а?.. - Он долго захлебывался смехом. Наконец смолк, устало и беспомощно взглянул мне в глаза. - Ты всерьез, отец? Говорят, ты обвинил в чем-то всю Америку?

– Не в чем-то, а очень конкретно - в подлости. - Я кивнул в сторону шефа. - Вот он свидетель. Верно, Боби?