Глен Кук - Черный Отряд

– Тихо сегодня, – заметил Ворон, усаживаясь рядом со мной.

– Затишье перед бурей, – отозвался я. – Какую кашу заваривают для нас великие и могучие?

– Много споров. Капитан, Душелов и тот, новый, дают всем всласть наболтаться. Пусть облегчат душу. Кто выигрывает?

– Гоблин.

– А Одноглазый не сдает втихаря из-под колоды?

– Пока что мы его не застукали на горячем.

– Я все слышал, Ворон, – прорычал Одноглазый. – Когда-нибудь я тебя…

– Знаю, знаю. Раз – и я стану принцем лягушек. Костоправ, ты не поднимался наверх после наступления темноты?

– Нет. А зачем?

– На востоке появилось нечто необычное. Похоже на комету.

У меня екнуло сердце. Я быстро подсчитал в уме.

– Ты, вероятно, прав. Ей уже пора возвращаться.

Я встал, Ворон тоже, и мы вместе зашагали вверх по склону.

Каждое важное событие в саге о Госпоже и ее муже имело предвестника в облике кометы. Бесчисленные пророки мятежников предсказывали, что власть ее падет, когда в небе будет видна комета. Но самые опасные их пророчества говорили о ребенке, который станет реинкарнацией Белой Розы. Круг тратил и до сих пор тратит немало энергии, пытаясь отыскать этого ребенка.

Ворон привел меня на высокое место, откуда были видны звезды, низко восходящие над восточным горизонтом. И точно, по небу перемещалось нечто, напоминающее наконечник стрелы. Я долго смотрел, потом заметил:

– Кажется, острие указывает на Чары.

– Я тоже так думаю. – Ворон немного помолчал. – Я не очень высокого мнения о пророчествах, Костоправ. Слишком уж они смахивают на предрассудки. Но эта комета заставляет меня нервничать.

– Подобные пророчества ты слышал всю свою жизнь. Я удивился бы, если бы они не коснулись твоего воображения.

Он хмыкнул, не удовлетворившись моим ответом.

– Повешенный привез новости с востока. Шепот взяла Ржу.

– Хорошие новости, просто прекрасные, – отозвался я, приправив слова сарказмом.

– Она взяла Ржу и окружила армию Пустяка. У нас появилась возможность вернуть к следующему лету весь восток.

Мы стояли лицом к каньону. Несколько отрядов из авангарда Твердеца уже подошли к началу извилистой дороги, ведущей на перевал. Зовущая Бурю перестала колошматить противника грозой с молниями, чтобы подготовиться к отражению прорыва Твердеца через перевал.

– Получается, что вся ответственность ложится на нас, – прошептал я. – Мы обязаны остановить их здесь, или все обрушится, когда нам нанесут удар через черный ход.

– Может быть. Но даже в случае нашей неудачи не сбрасывай со счетов Госпожу. С ней мятежники еще не сталкивались лицом к лицу. Каждая миля на пути к Башне станет наполнять их все большим страхом. И причиной их поражения станет ужас, если только они не отыщут ребенка, упоминаемого в пророчествах.

– Возможно.

Мы смотрели на комету. Она пока была еще очень и очень далеко, едва различима. Ее будет видно очень долго, и до ее исчезновения прогремит немало великих сражений.

– Наверное, не стоило показывать мне комету, – поморщился я. – Теперь эта гадость мне приснится.

Лицо Ворона озарила одна из его редких улыбок.

– Пусть лучше тебе приснится наша победа, – сказал он.

– Мы заняли оборону высоко в горах, – начал я пересказывать вымышленный сон. – Твердецу пришлось гнать солдат по длинной извилистой дороге на высоту в двенадцать сотен футов. И они, поднявшись сюда, стали для нас легкой добычей.

– Ври, да не завирайся, Костоправ. Я иду спать. Удачи тебе завтра.

– И тебе того же, – отозвался я.

Завтра Ворон окажется в самой гуще событий. Капитан поручил ему командование батальоном ветеранов регулярной армии. Им предстояло держать один из флангов, сметая врага с дороги стрелами.

Мне все же приснился сон, но совершенно неожиданный. Во сне ко мне явилось колышущееся золотое существо. Оно зависло надо мной, светясь подобно множеству далеких звезд. Я не понял, сплю я или нет, но остался не удовлетворен в любом из вариантов. Все же рискну назвать видение сном, потому что это более подходящее слово. Мне вовсе не по душе мысль о том, что Госпожа проявила ко мне повышенный интерес.

Во всем виноват я сам. Все мои фантазии о Госпоже оказались семенами, упавшими на плодородную почву моего воображения. И в самонадеянности этим снам тоже не откажешь. Сама Госпожа прислала свой призрачный дух, чтобы успокоить глупого, измотанного войной и испуганного в душе солдата? Во имя небес, почему?

Словом, это сияние явилось ко мне, воспарило надо мной и стало произносить успокаивающие слова, приправленные легким оттенком веселья. Не бойся, верный мой. Лестница Слёз вовсе не ключ к империи. Пусть даже ее захватят – не страшно. И что бы ни случилось, мой верный останется невредим. А Лестница – лишь путевой столб на дороге, ведущей мятежников к гибели.

Было сказано немало других фраз, причем загадочно личных. Они стали отражением моих безумнейших фантазий. А в конце – на краткое мгновение – из золотого сияния выглянуло лицо. Столь прекрасного женского лица я никогда в жизни не видел, хотя и не могу сейчас его вспомнить.

На следующее утро, занимаясь делами в госпитале, я рассказал об этом сне Одноглазому.

– У тебя слишком богатое воображение, – сказал он, посмотрев на меня и пожав плечами. Одноглазый был очень занят – ему не терпелось поскорее покончить со своими медицинскими обязанностями и уйти. Любую работу он на дух не выносит.

Завершив свои дела, я побрел в сторону главного лагеря. Голова была тяжелой, настроение паршивым. Сухой и прохладный горный воздух оказался вовсе не столь бодрящим, каким ему следовало быть.

Настроение у солдат было таким же кислым, как и у меня. Внизу на склоне перемещались воинские подразделения Твердеца.

Победа в бою отчасти рождается из глубокой уверенности в том, что, какой бы скверной ни казалась ситуация, дорога к победе обязательно откроется. Эту уверенность Отряд пронес через все испытания под Лордами. Мы всегда отыскивали способ пустить мятежникам кровь из носа, даже когда армии Госпожи отступали. Теперь же, однако… Наша уверенность начала слабеть.

Форсберг, Розы, Лорды плюс десяток менее масштабных поражений. Поражение отчасти есть обратная сторона победы. Нас преследовал тайный страх того, что, несмотря на очевидные преимущества позиции на перевале и поддержку Взятых, что-нибудь да пойдет наперекосяк.

Возможно, командование само создавало такое настроение – или Капитан, или даже Душелов. Не исключено также, что оно рождалось само собой, как это уже однажды произошло.

Рядом со мной вниз по склону плелся Одноглазый – угрюмый, мрачный, ворчащий себе под нос и ищущий драки, на худой конец скандала. Тут ему и подвернулся Гоблин.