Кир Булычев - Зеркало зла
– Я полагаю, что моя гостья устала, – произнес ар-Рахман. – Вам принесут пищу в каюту. Простите, что не могу разделить трапезу с вами, но нам не разрешает этого наш закон.
Регина была мрачнее тучи. Она не поднималась с места.
– Сколько будет стоить, – упрямо спросила она, – если ваше судно… – Последнее слово она произнесла, вложив в него все возможное презрение, но Камар или не понял, или не захотел понять интонацию миссис Уиттли. – …если ваше судно отвезет меня в Рангун?
– Это очень дорого стоит, – ответил Рахман и поднял руку, прекращая разговор. А так как Регина упорствовала, не поднимаясь, поднялся он и, кинув взгляд на Дороти, причем той показалось, что глаза его из-под нависших век улыбаются ей, последовал прочь из каюты, пройдя совсем близко от Регины, но не взглянув в ее сторону.
И тогда миссис Уиттли не оставалось ничего иного, как последовать за хозяином судна. Замыкал шествие Камар, и Дороти чувствовала всей спиной, как он ее рассматривает. Но когда она обернулась и поймала его взгляд, Камар виновато отвел глаза. Может быть, он жалел женщин и хотел бы им помочь, да был бессилен…
В каюте Регина рухнула на диван и залилась слезами.
– Ты видишь, – повторяла она, – ты видишь, какое это злобное животное? Он готов нас выбросить за борт.
– А мне так не показалось, – ответила Дороти.
– Что ты понимаешь! Тебе ведь все равно, куда плыть. Ты готова провести здесь месяц, год, попасть в гарем к его недоноску, только чтобы не помогать хозяйке, которая ради тебя бежала от пиратов.
– Ради меня? – искренне удивилась Дороти.
И Регина не менее искренне – она в тот момент верила собственным словам – ответила:
– Разумеется, они бы надругались над тобой, а потом выбросили бы тебя за борт, чтобы замести следы.
Но тут двое мальчиков принесли подносы с пловом и отдельно тушеную курицу, сладости и крепкий чай.
Блюда были наперченными, острыми, но вкусными, и женщины, истосковавшиеся, оказывается, по горячей, настоящей пище, приготовленной на плите, в две минуты смолотили плов и курицу, опились чаю и объелись сладостями так, что потом обе заснули и проспали до следующего утра, причем ночью у обеих стало неладно с животами, и они, перешептываясь, долго бродили по палубе, стараясь понять, где расположен гальюн на баггале, и спас их Дейвис, куривший на палубе, который объяснил, что в каюте должны быть ночные посудины для знатных пассажирок.
* * *Утром Регина проснулась мрачной, больной, с красного лица лоскутами слезала обгоревшая в шлюпке кожа. Даже пират Сюркуф вряд ли полюбил бы ее в тот момент.
– Мы погибли, – сказала она. – Я всю ночь не спала и поняла – мы погибли. Мы закончим жизнь в арабском гареме – нас продадут на рынке в Омане. Теперь ты понимаешь, почему я не спала всю ночь?
Дороти знала, что хозяйка ночью спала, потому что у той заложило нос и она сопела и храпела. Но храпящий человек не знает, как он ужасен для окружающих.
– Тебе все равно, – сказала хозяйка. – Тебе и в гареме будет лучше, чем в твоем вонючем нищенском доме.
– Мой дом не вонючий и не нищенский, – обиделась Дороти, но хозяйка даже не слышала ее. Она была поглощена своим горем. – И вообще мне показалось, что господин Рахман согласен нас доставить в Рангун.
– Что ты говоришь! – возмутилась Регина, но тут же спросила: – А почему ты так думаешь? Что за глупость?
– Он не был сердитый, – ответила Дороти. – Он – торгаш. Он думал, как бы нас… использовать.
– Ты в самом деле так подумала? Нет, чепуха! Бред твоего жалкого мозга.
Но мысль Дороти, несмотря на отрицание ее Региной, запала той в сознание. Она подошла к окну каюты и, глядя на птиц, летящих за кормой баггалы, шептала, рассуждая:
– Но что он хочет? Сколько ему обещать…
Принесли воду для омовения, потом чай и сладости. «Я растолстею, – подумала Дороти, – и стану такой же соблазнительной, как Регина. Правда, сладостей много не съешь».
Потом Дороти попросила разрешения у госпожи выйти на палубу. Сама Регина на палубу не пошла, потому что плохо выглядела, но Дороти отпустила и велела ей внимательно прислушиваться и приглядываться. Как будто Дороти была арабкой.
На палубе было прохладно. Моросил дождик, но ветер дул ровно, и судно неслось быстро… К Оману? Где это – Оман?
– Доброе утро, – сказал горбун.
Он неслышно подошел к Дороти. Глаза его опухли и поблескивали где-то глубоко, обведенные почти черными кругами.
– Вы плохо себя чувствуете? – спросила Дороти.
– У меня внутри есть болезнь, – сказал Камар. – Но в Каире живет один доктор, знаменитый на весь мир. Он обещал вылечить меня травами.
Дороти чувствовала к молодому человеку жалость. Ей хотелось что-нибудь сделать для него.
– Вы хорошо говорите по-английски, – сказала она. – Просто замечательно.
– Я хочу поехать в Англию, – ответил молодой человек, – я буду учиться в университете в Оксфорде. Я несколько лет готовился. У меня был учитель, отец купил его у пиратов. Но потом он умер. Сейчас я хочу найти другого. Не хотите ли стать моим учителем?
Молодой человек робко улыбнулся, и вдруг Дороти увидела, что камешек в кольце немного потемнел. Осторожно!
Дороти было странно сознавать, что Камар может ей чем-нибудь угрожать. Слишком безобиден и робок был его черный взгляд. Но камешку она уже верила.
– Разве женщина может быть учителем по вашему закону? – спросила Дороти.
– В некоторых обстоятельствах может, – туманно ответил Камар.
Они замолчали.
– Ваш отец, – спросила тогда Дороти, чтобы переменить тему разговора, – ваш отец в самом деле не изменит курса вашего корабля? – спросила она.
– Это очень дорого стоит, – ответил Камар.
– Но с каждым часом мы уносимся прочь от Рангуна? – спросила Дороти, глядя, как легко судно разрезает волны.
– Может быть, – странно ответил Камар.
– Моя госпожа готова дорого заплатить.
– Каждый день стоит много золотых монет. Нас ждут в Омане перекупщики. Вы просто не представляете, сколько мешков с пряностями лежит у нас под ногами.
– Я думаю, что муж миссис Уиттли оплатит вам ваши расходы.
Камар вдруг улыбнулся.
– Мы привыкли, – сказал он искренне, – не доверять неверным. Вы, христиане, не держите своего слова. Вы – обманщики.
– Далеко не все!
– Бывают, наверное, исключения.
– Среди ваших людей тоже много обманщиков.
– Разумеется. Но у нас другая хитрость и другая ложь.
– А сколько стоит изменить курс?
– Спросите у моего отца, – сказал горбун. – Я бы сделал это бесплатно.
«Он слишком пристально смотрит на меня, от него исходят горячие волны… Мне становится сладко и страшно. Но и жалко его».
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});