Кир Булычев - Зеркало зла

– Закрой рот, – заметила Регина, – приди в себя и не изображай деревенскую дурочку перед лицом этих дикарей.

– Иду, – смутилась Дороти. – А что будет с нашей шлюпкой?

Вдруг Дороти стало жалко шлюпку – пустая, брошенная, она плывет сейчас, привязанная за веревку к корме баггалы.

– Мы должны будем заплатить за переезд, – ответила Регина. – А такая шлюпка стоит больших денег.

Дороти поняла, что Регина уже начала выгадывать, мысленно торговаться с господином Абд-ар-Рахманом, которому предстоит теперь завозить знатную даму в Рангун или Калькутту.

Саид провел дам в каюту на корме, по странному совпадению расположенную почти там же, где каюта Регины на «Глории», и лишь немного уступающую ей размером.

Каюта была устлана коврами, там стояли две низкие тахты и невысокий круглый стол. Зато не было ни стульев, ни обеденного стола. Дороти этому не удивилась, потому что она знала, что восточные люди сидят на коврах или низких диванах и берут пищу руками.

Видно, кормчий был вынужден спешно покинуть свою каюту, потому что на одной из оттоманок валялись какие-то халаты и шаровары, на ковре стояли рядышком расшитые золотом туфли с загнутыми носками, словно из сказок «Тысячи и одной ночи», которую Дороти читала еще девочкой.

Когда Саид, кланяясь, ушел из каюты, Регина, полная неожиданностей, сказала, как бы продолжая вслух мучившую ее мысль:

– Я поняла, почему он так на тебя глазел. Ты же в моем драгоценном платье! Конечно же, он судил по платью и решил, что ты тоже дама! Вот чепуха!

Последнее относилось к очевидной слепоте горбатого араба.

– Видала, какой урод!

– Он мне не показался уродом.

– Разумеется. Тогда снимай мое платье. У тебя в сундуке есть твое. После тебя все вещи приходится выбрасывать!

Это было несправедливо, потому что больше недели Дороти в этом платье провела в шлюпке, а до того несколько дней в лазарете. Вряд ли можно было сейчас различить, каким оно было раньше. Нет, этот несчастный араб глядел на нее потому, что видел в ней красивую девушку. Именно так!

Убедить себя было нетрудно, с госпожой Дороти не стала делиться своими догадками.

– Сходи спроси воды, – приказала Регина. – Конечно же, они забудут.

– А как вода по-арабски? – спросила Дороти.

– По-моему – су. А может быть, я ошибаюсь.

Но Дороти не пришлось объясняться с арабами, потому что как раз в этот момент, не постучавшись, вошли два молодца с тазами и кувшинами. Они попытались объяснить Регине, что готовы полить женщинам, но Регина выставила их и сказала, попробовав воду кончиком пальца:

– Я встану в таз, ты будешь поливать меня из кувшина. Вообще-то вода могла быть погорячее.

Регина мылась долго и почти не оставила воды служанке, может быть, даже сделала это нарочно. Это было наказание за внимание молодого горбуна. Дороти имела основание так думать, потому что Регина ни с того ни с сего вдруг заявила:

– Самое большое уродство – это горб. В этом есть что-то отвратительное. И не отвечай, я знаю, что ты мне ответишь. Кстати, ты заметила, какой у него изумрудный перстень?

– Нет, мэм.

– Глупо. Такие вещи женщина обязана замечать. Женщина призвана ценить дорогие и прекрасные вещи.

Наконец Регина была готова к визиту к хозяину судна. Они вышли из каюты.

У дверей сидел на корточках чернолицый мальчишка в коротких панталонах. Увидев выходящих женщин, он с гортанным криком помчался прочь, и не успели они отойти и десяти шагов от каюты, как появился сладкий Саид и стал, разводя руками, приглашать их за собой.

И тут Дороти ждала неожиданность.

Каюта господина ар-Рахмана оказалась невелика и крайне скромно обставлена. На диване, покрытом ковром, сидел сам ее хозяин, а для гостей были приготовлены обтянутые кожей пуфы, похожие на мягкие бочонки. Темно-красный ковер покрывал пол и диван. На нем, подложив под себя босые ноги, сидел повелитель нового и незнакомого мира, в который попала Дороти.

Нетрудно было догадаться, что господин Рахман и его сын Камар – близкие родственники. И сейчас, когда горбун стоял сбоку от дивана, на котором восседал отец, его лицо казалось слепком с лица отца. Лишь раскрашивая их, небесный художник использовал на лицо отца всю розовую краску, и для юноши остались лишь желтые и бурые тона. Но те же громадные черные глаза в густых ресницах, украденные у томной женщины, которая никак не может поднять тяжелые верхние веки, прикрывающие верхнюю половину зрачка, придают лицу выражение равнодушное и сонное. Что вовсе не соответствует действительности. Тело же господина Рахмана когда-то было таким же, не считая горба, как у сына, – узкоплечим и тонким. Но с годами оно приобрело тугой круглый живот, который был как бы приставлен к Рахману спереди. «Смешно, – подумала Дороти, – сыну приклеили горб, а отцу живот».

– Садитесь, – сказал господин Рахман.

Дороти не поняла слова, но жест не вызывал сомнений.

Сел и Камар, выразительно взглянув на Дороти.

– Я рад, что судьба привела вас на мой корабль, – сказал Рахман. Вернее, он произнес это по-арабски, а его сын тут же перевел фразу на английский.

– Мы тоже счастливы, что спаслись, встретив вас, – ответила Регина.

После этого некоторое время они улыбались друг другу, потому что совершать добрые поступки и благодарить за них – удовольствие и для гостей, и для хозяев.

Вошли мальчики и принесли кувшины, высокие бокалы и поднос с орешками и изюмом. Они обносили гостей. Камар глядел на Дороти, а Дороти оглядела себя – критическим взором. Ее обыкновенное серое платье было мятым, но по крайней мере чистым и целым.

В бокалах из темного стекла покачивалась сладковатая жидкость вроде разбавленного яблочного сока.

– В последние дни стоит хорошая погода, – сообщил господин Рахман.

– Погода не всегда хороша для путешествия в открытой шлюпке, – ответила Регина.

Камар переводил быстро и уверенно. «Где же он так научился языку?» – подумала Дороти.

– Угощайтесь, – сказал Рахман. – Я не могу предложить вам фруктов, потому что мы уже две недели в открытом море и некоторые яства кончились.

Пока Камар переводил, Рахман развел руками, выражая печаль, и веки опустились еще ниже, оставив лишь узкие щелки глаз.

Когда же они начнут говорить о деле?

– Надеюсь, ваш сын сообщил вам, – произнесла наконец Регина, словно подслушала нетерпеливые мысли Дороти, – что я – жена фактора Ост-Индской компании в Рангуне. Мое имя миссис Регина Уиттли.

Рахман ответил не сразу, он укоризненно покачал головой, будто был не очень доволен тем, что быстро завершилась светская часть встречи и теперь придется разговаривать о делах.