Кир Булычев - Зеркало зла

«Он слишком пристально смотрит на меня, от него исходят горячие волны… Мне становится сладко и страшно. Но и жалко его».

– Лучше за все платить, – сказала Дороти, отворачиваясь от Камара.

– Тогда платите вперед, – сказал Камар.

Дороти бросила взгляд на камешек. Он еще более потемнел.

Она уже понимала, какого рода опасность исходила от Камара и почему камешек как бы остановился, темнея, на полдороге. Он не мог понять своим каменным компьютером, насколько была опасна для Дороти страсть, охватившая молодого горбуна.

– Я не знаю, как моя госпожа решит уговаривать вашего отца, – сказала Дороти. – Она умная, она сообразит. Например, она может написать расписку…

– А когда мы привезем вас, – печально ответил горбун, – то английский фактор скажет, что нас не знает, а его жена сумасшедшая, подпись которой недействительна. Так было с одним другом моего отца. Он был разорен и повесился.

– Значит, нас ждет дорога в Оман? Откуда, вернее всего, мы уже никогда не вернемся домой…

– Но в Омане бывают европейцы. Туда заходят португальцы, там бывают голландцы…

– Это все наши враги. Нам нечего ждать пощады…

– Зачем вы согласились пойти в услужение к такой неприятной женщине? – спросил Камар.

У него был смешной акцент. Будто ему было трудно выплевывать английские слова, поэтому он предварительно очищал их от мяса и выговаривал лишь кости слов.

– Чего еще я могла ждать? – ответила Дороти. Следует сказать, что слова молодого араба были ей приятны.

– Я вижу, что вы принадлежите к высокому роду, – продолжал Камар. – Я узнаю сиамскую княжну, когда я вижу одну из них.

– Сиамскую княжну? – Эти слова ничего ей не говорили. Она не была уверена, что слышала когда-нибудь это слово – Сиам. Наверное, это арабское государство. И вдруг ей стало неловко признаться в том, что ее мать – лигонка из Авского королевства. Она испугалась разочаровать молодого горбуна.

– Вы схожи с тростинкой, с гибким побегом розы, и губы ваши подобны розовым лепесткам.

– Не надо, – улыбнулась Дороти, – если вы будете продолжать сравнения, вы скоро наверняка меня смутите.

Камар замолчал. Дороти смотрела прямо перед собой, склонив голову за борт и глядя, как бежит волна, но чувствовала неотрывный взгляд Камара.

– А вы живете в Лондоне? – спросил он через некоторое время.

– Да, у нас там есть дом, он остался от моего отца.

– Вы не бедствуете?

– О нет! – возмутилась Дороти. Она искренне не считала, что семья Форестов бедствует.

– Так почему вы пошли в услужение?

– Мне трудно и долго объяснять вам причины, побудившие меня отправиться в плавание.

– Вы скрываете свое истинное лицо?

Дороти не ответила. Потому что не знала, скрывает ли она что-либо, ибо ее никто, даже Блекберри, об этом не спрашивал.

– Вы мне не доверяете? – спросил Камар.

– Я думаю, как нам добраться до Рангуна, – сказала Дороти.

– У меня есть одна мысль…

– Скажите!

– Рано. Сначала посмотрим, к какому решению придет мой отец.

– А он может изменить решение? – обрадовалась Дороти.

– Каждый человек может изменить свое решение. Даже вы, Дороти.

Он совсем иначе, чем англичане, произносил букву «р», и потому имя Дороти в его устах звучало почти незнакомо.

Из двери каюты выглянула Регина. Она быстро углядела, где и с кем стоит Дороти, и закричала:

– А ну, сейчас же домой! Я с утра непричесанная!

Регина кричала нарочно громко и грубо. Видно, ей хотелось напомнить Дороти, что та – ее вещь.

Дороти не стала обижаться, она понимала, что хозяйка сейчас расстроена и испугана. Она ее жалела.

Но Камар повел себя неожиданно.

– Если вы только прикажете мне, – сказал он решительно, – я скажу миссис Уиттли все, что я о ней думаю. И о том, на кого можно кричать, а на кого нельзя.

– Не обращайте внимания, госпожа расстроена.

– Она должна знать, что вы находитесь под моим покровительством.

– Вот этого она знать не должна. И я тоже…

Камар потупился. И Дороти вдруг поняла, насколько этот немощный человек упрям и упорен. Его уродство послужило ему на пользу, потому что у него не было основания любить здоровых, красивых и стройных людей, ведь не любит же жаба лебедей! Но она может не любить и прочих жаб, потому что в ее глазах они выглядят уродливыми.

Дороти быстро пошла к каюте.

Регина велела ей причесывать себя и особенно проверять, нет ли в волосах вшей или гнид – госпожа была чистоплотна и боялась этих насекомых, бывших самыми обыкновенными жителями большинства париков и причесок того времени. К счастью, на этот раз обошлось, но туалет Регины занял много времени, тем более что потом Дороти пришлось штопать и зашивать платья, наконец – стирать нижнее белье. Дел хватило до обеда.

– Зачем ты стоишь с этим уродцем! – выговаривала между тем Регина своей служанке. – У них, арабов, ничего случайно не бывает. Они страшно коварны.

Интересно, Камар считает коварными европейцев, а Регина – арабов. И обе стороны искренни в своих мыслях и подозрениях.

– Он собирается ехать в Оксфорд, – сказала Дороти. – Он выучил английский, чтобы его туда пустили.

– Надеюсь, этого никогда не случится! – фыркнула Регина.

– А может быть, именно в этом и есть наш шанс? – произнесла Дороти.

– Говори, что ты имеешь в виду. – Регина подняла голову, обернулась. Ее глаза настороженно округлились.

– Англия – наша страна. И как бы много денег ни было у арабского торговца, я думаю, его сыну очень трудно поступить в английский университет без протекции.

– Я иногда удивляюсь, – сказала Регина, – где ты научилась так говорить.

– Из книг, – честно ответила Дороти. – У меня хорошая память, и я помню мои любимые книги целыми страницами.

– Какие же у тебя любимые книги? – спросила Регина, не скрывая презрения перед любимым занятием Дороти, которым ей заниматься не положено.

– Разумеется, «Приключения Тома Джонса – найденыша»! – воскликнула Дороти. – И еще я люблю «Приключения Гулливера».

– Ах да, – отмахнулась Регина. – Только голову зря забиваешь.

Но слова Дороти запали ей в голову.

– Вы говорили о его желании ехать в Англию?

– Он сказал мне, что господин Рахман не доверяет европейцам. Он говорит, что европейцы обещают заплатить за наше возвращение, а потом забудут о своих обещаниях, – ответила Дороти.

– А что ты сказала?

– Я сказала, что вы можете дать ему расписку.

– А он?

– Он считает, что этого недостаточно.

– Сегодня я снова буду разговаривать с Рахманом, – сказала Регина, – потому что больше терпеть нельзя. С каждым часом мы удаляемся. Я не могу ждать оказии в Омане, потому что должна попасть в Рангун, к Джулиану, первой и не допустить, чтобы сплетни о моем поведении, о том, как я купила себе билет домой, оказались в Рангуне раньше меня. Ты это понимаешь?