Полина Дашкова - Небо над бездной

— Ленин — великий режиссер, — пробормотала Соня на ухо Диме. — Октябрьская революция — потрясающий спектакль, этакое реалити шоу. Сталин — гениальный гипнотизер, маг. Магия — прабабушка медицины, так что все вполне логично.

— У нас еще перед войной начали строить один из филиалов Института экспериментальной медицины, — объяснял между тем Фазиль, — филиал так и не открылся, но корпуса потом достроили, получилась отличная больница. Поскольку строительство началось по приказу Иосифа Виссарионовича, в его честь и назвали. При Хрущеве памятник убрали, а в двухтысячном опять поставили на место. Йоруба говорит, надо уважать отечественную историю.

Джип выехал за город и помчался по заснеженной степи.

— Фазиль, скажите, слово «кохоб» вам знакомо? — спросила Соня.

— Конечно. В переводе с шамбальского это дурак, слабоумный. Кохоб — герой многих сказок. Он не страшный, как Лойго, он несчастный, хотя физически очень сильный. Кохоб покорно служит своему господину, живет в грязи, питается объедками, позволяет господину делать с собой что угодно, по его приказу может убить, умереть.

— А кто господин? — спросил Дима.

— Какой-нибудь Сонорх, колдун. Человек, продавший душу хозяину времени. Раньше считалось, что сонорхи тоже сказочные существа, а теперь вот я вас к ним везу.

— Фазиль, простите, я не совсем поняла, хозяин времени — главное местное божество. Стало быть, это злое божество? — спросила Соня.

— Конечно, злое, — согласился шофер. — Сонорх питается страданием и смертью. Заслужить его милость, получить колдовскую силу можно, только накормив его до отвала.

— То есть страдать и умереть? — спросил Дима.

— Э, нет, не самому. Такие дураки Сонорху нужны только в качестве пищи. Один человек для него мелочь. Ему надо много, бесконечно много. Тот, кто добудет для него страдания в огромном количестве, станет настоящим колдуном. Вон, смотрите, какую построили стену. Йоруба теперь охраняет развалины, понял, что они тоже часть отечественной истории.

Вокруг долго ничего не было, кроме заснеженной степи, бетонный забор казался миражом, частью призрачного ландшафта. Когда подъехали ближе, появились ворота, за ними крыши с огромными антеннами. Забор тянулся на сотни метров и высотой был метра четыре. Возле ворот торчали камеры наружного наблюдения.

— Теперь тут особая зона, закрытый объект. За полгода все сделали. Водопровод, электричество, связь, — продолжал Фазиль, — археологи могут жить безвылазно, для них специальный дом построили. Вас, наверное, тоже там поселят, когда Йоруба вернется.

Ворота медленно поползли в стороны, впустили джип и закрылись. Из будки вышел охранник, гигантский двухметровый шамбал в теплой камуфляжной куртке, с автоматом на плече, вежливо попросил паспорта, посмотрел, сразу вернул, что-то сказал Фазилю по шамбальски и махнул рукой вправо. Там виднелся какой-то ангар.

— Дальше ехать нельзя, — объяснил Фазиль, — от машин вибрация, для развалин вредно. Машину придется оставить.

Ангар оказался гаражом. Внутри стоял крытый грузовик, три военных газика и джип. Когда вышли из гаража, в лицо ударил колючий ледяной ветер. Соня замотала голову шарфом, Дима надел капюшон. Фазиль бодро шагал впереди, в легкой куртке, с открытой головой, и даже уши у него от холода не покраснели.

Вдоль широкой бетонки выстроились аккуратные сугробы, из одного торчала дворницкая лопата. Ветер выл, мела поземка, казалось, на многие километры вокруг нет живой души, кроме них троих и охранника в будке. Бетонка вела к двум совершенно одинаковым четырехэтажным зданиям, стандартным белым коробкам с широкими окнами и плоскими крышами со спутниковыми антеннами. Дома выглядели необитаемыми. За ними высились заснеженные холмы.

— Весело тут, — заметил Дима.

— Да, ничего не скажешь, местечко унылое, зона, она и есть зона. Однако вроде как весной должны деревца посадить, разбить газоны, построить оранжерею. Вон тот корпус жилой, а нам сюда, здесь всякие лаборатории, — Фазиль открыл дверь, пропустил вперед Соню и Диму.

В широком фойе было пусто. Еще не закончился ремонт, стены и часть плиточного пола покрывала полиэтиленовая пленка. К лестнице вел узкий настил из досок, заляпанных белой краской. Откуда-то сверху доносился тихий мерный стук.

— На второй этаж поднимитесь, там налево третья дверь. А я вас в каптерке буду ждать, посплю пока, — сказал Фазиль, зевнул и скрылся под лестницей.

На втором этаже слева тянулся пустой коридор, справа было большое полутемное пространство, оттуда доносился однообразный легкий стук. Жалюзи плотно закрывали окна, поэтому не сразу удалось разглядеть просторный холл, в глубине его стол, пересеченный низкой сеткой, и две фигуры игроков. Белоснежный шарик слегка светился, словно смазанный фосфором, отлетал от ракеток, стукался об стол.

У Сони от холодного ветра все еще слезились глаза, она видела только одного игрока, ближнего, который стоял спиной к проходу. Высокая, безобразно толстая фигура в синем спортивном костюме, непонятно, мужская или женская. Голову плотно обтягивала черная вязаная шапочка. Дальний игрок терялся в полутьме, и когда от него летел шарик, казалось, ракетку держит бесплотная тень.

— Здравствуйте, — сказал Дима.

Игроки не ответили, продолжали однообразно шлепать по шарику.

— Не темновато вам? — Дима подошел к окну, дернул шнур, поднял жалюзи.

Цок, цок. Шарик все так же летал, от ракетки к ракетке, аккуратно ударяясь об стол.

— Благодарю вас, давно следовало это сделать, но трудно оторваться от игры, — произнес игрок в шапочке, не поворачивая головы, и отбил очередную подачу.

Голос был, безусловно, мужской, с сильным акцентом. Дима прошел вглубь холла, ко второму окну, поднял жалюзи.

— Ну, не станем вам мешать, — сказал он и вернулся к Соне, — пойдем.

Она не шелохнулась.

— Соня, пойдем.

— Подожди. Я хочу посмотреть. Они здорово играют. Шарик продолжал взлетать и цокать. Ни разу не упал. Оба игрока стояли неподвижно, даже руки с ракетками почти не шевелились, отбивая очередную точную подачу.

От дальнего игрока Соню отделяло метров десять. Он был почти одного роста с ближним, но не такой толстый. Тоже в спортивном костюме, но зеленом. И без шапочки. Волосы, то ли седые, то ли вытравленные до белизны, острижены очень коротко. Нельзя определить, мужчина это или женщина.

— В чем дело? — шепотом спросил Дима.

Она не ответила. Глаза ее, не моргая, всматривались в лицо дальнего игрока.

— Соня, что с тобой? — Дима взял ее за плечи и слегка потряс. — Проснись, пожалуйста.