Елизавета Абаринова-Кожухова - Искусство наступать на швабру

– Я согласен, – поддержал Буратино. – Но следует соблюдать меры предосторожности: держаться всем вместе – уединяясь в отдаленных закоулках, мы только будем действовать на руку преступнику.

Тут постановщик перевел взор с потолка на грешную землю:

– Я решил ввести еще одну перестановку в ролях. По моему новому концептуальному замыслу Мальвина переводится в Алису, а роль Мальвины придется взять на себя самому мне.

– Как так! – изумилась Мальвина, она же поэтесса Софья Кассирова. -Разве я смогу так быстро перестроиться?

– Ничего страшного, – откликнулся Святославский. – Вы создадите объединенный синтетический образ Алисы, совокупляющий лучшие черты обеих персонажек. А я попытаюсь воплотить образ Мальвины, одухотворенный творческими наработками своей недюжинной кинорежиссерской натуры...

– Но что мне надеть? – прервала размышления режиссера Софья Кассирова.

– Наденьте что-нибудь красно-коричневое, – распорядился Святославский. – Это концептуально важно.

– Да, конечно, надо пошарить в гардеробе Лидии Владимировны, -вздохнул Дуремар.

– Перерыв десять минут! – объявил режиссер, после чего вместе с Кассировой и Грымзиным отправился переодеваться.

Инспектора Столбового в коридоре поджидал сыщик Дубов. Он нервно сжимал в руках бумажный колпак.

– Егор Трофимович, за всеми этими событиями я совсем забыл об одном обстоятельстве. Когда во время перерыва я случайно заглянул в большую залу, там не было часов. Они не отражались в застекленной картине.

– Это те электронные часы, которые висят над дверью? – насторожился Столбовой.

– Да. Вы – второй человек, которому я сообщаю об этом обстоятельстве. Первым, то есть первой была Надежда Чаликова...

– Кто?!

– Да-да, та самая, московская журналистка. Именно она должна была исполнять роль лисы Алисы.

– Постойте, Василий Николаевич, так это, значит, ее...

– В том-то и дело. Она просила никому не раскрывать ее имени, я только вам, как должностному лицу. Все это превращается в какой-то клубок загадок: часы пропадают, потом возвращаются на место, исчезает хозяйка дома, далее нападение на Чаликову. – Дубов глубоко задумался. – Я даже не знаю, кого подозревать.

– Но какие-то соображения у вас есть? – с надеждой спросил инспектор.

– Увы, – сокрушенно развел руками детектив. – Или преступник скрывается где-то в особняке, или он – один из нас. Второе мне представляется более вероятным, хотя я не вижу логического объяснения подобных действий. Если кому-то понадобилось похищать Лидию Владимировну, например, с целью выкупа, то время и место выбраны на редкость неудачно – в доме, переполненном потенциальными свидетелями.

– А что, если таким свидетелем как раз и оказалась Чаликова? -осенило Столбового.

– Все может быть, – с сомнением произнес Дубов. – Но кто преступник? Все мы – добропорядочные и законопослушные граждане, и оттого поиски еще более осложняются. Вот разве что Софья Кассирова... Но одно дело – мелкие махинации, а совсем другое – та уголовщина, с которой мы столкнулись. -Детектив на минутку задумался. – Знаете, Егор Трофимович, чисто интуитивно я чувствую, что хотя оба происшествия, и исчезновение хозяйки, и покушение на Чаликову, как-то связаны между собой, но за ними стоят разные люди.

– Сомневаюсь, – пожал плечами Столбовой. – Мне кажется, в доме орудует опасный маньяк, таящийся где-то в закоулках. Дом ведь старинный, тут есть где спрятаться.

– Возможно, вы правы, – не стал спорить Дубов. – Но одно мне совершенно ясно – на этом сюрпризы не кончатся.

Своего рода сюрпризом стало появление новых лисы Алисы и Мальвины – то есть поэтессы Кассировой и постановщика Cвятославского. Их вид вызвал замешательство в публике. И немудрено: на пышные телеса поэтессы был героически натянут белый купальник в крупный коричневый горошек. Подвязки красных чулок глубоко врезались в, мягко говоря, полные ноги. И в довершение всего сзади, извините за выражение, в районе пышных ягодиц, свисал песец, срочно перекрашенный под лису. Сам же Святославский просто утопал в кружевах обильного платья Мальвины с широкого плеча поэтессы Кассировой. Таким образом, из всего этого крепдешинового великолепия в самых неожиданных местах торчали худенькие ножки в белых гольфах с помпонами и не менее худенькие ручки, украшенные массивными браслетами. И если рембрандтовские формы поэтессы вызывали восторг у господ, то пикассовские конечности режиссера – сочувствие у дам.

– Давайте еще разок резво пробежимся через сцену искушения Буратино лисой Алисой и котом Базилио, – предложил Cвятославский, когда присутствующие должным образом оценили наряды Мальвины и Алисы.

На сцену вновь взошел Буратино-Дубов с оттопыренными от пяти золотых карманами. Там его встретили Алиса и Базилио. Софья Кассирова декадентски закатила очи и замогильным голосом возвестила:

– Когда я в позапрошлой жизни была возлюбленной жреца Омона в древнем Египте, то ходила по брегам священного Нила у подножия пирамид...

– Пожалуйста, ближе к делу, – попросил Буратино, заметив, что инспектор Столбовой подает ему какие-то знаки.

– О Буратино, не хочешь ли ты в Кислоярске построить себе пирамиду? -со страстными придыханиями вопросила Алиса.

– Хочешь ли ты заиметь верблюда, гардероб золотых одеяний и свой канал телевизионный? – в тон Алисе подстроился Базилио.

– Еще как хочу! – завопил Буратино.

– Тогда подойди к берегам священного Нила, – вдохновенно продолжала Алиса, – и, произнесши заветную фразу, Oмона жреца заклинанье, дождись, когда на поверхность всплывет крокодил священный, и кинь ему в пасть золотые монеты...

– A если не кинешь, – подхватил Ибикусов, – то крокодил на тебя набросится и вонзит свои страшные зубы в трепещущую плоть, и хрустнут твои косточки, и кровь оросит воды священного Нила!..

На сцене появился Сверчок-Ерофеев:

– А еще лучше – сходи в турагентство... то есть нет, в меняльную лавку и обменяй их по курсу один золотой за шесть серебряников.

– Идемте скорее, не терпится мне получить дивиденды! – И Буратино побежал со сцены.

– Какая страсть! – похвалил Святославский. – Отныне я ничуть не сожалею, что мне вынуждилось поменять исполнительниц.

Дубов тем временем принимал из рук инспектора Столбового бандероль, адресованную Буратино.

– Охранник сказал, что этот пакет ему принес какой-то человек в темной одежде и с закрытым лицом, – сообщил Столбовой.

– Очень интересно, – пробормотал Буратино, снимая обертку.

– Погодите, а вдруг там бомба! – предостерег Пьеро-Столбовой.