Елизавета Абаринова-Кожухова - Искусство наступать на швабру

– Чаликовой? – возмутился Василий. – Этого не может быть!

– Ну, при чем тут Чаликова, – хмыкнул Столбовой. – Я имел в виду другую вашу знакомую – Антонину Степановну Гречкину, сиречь бывшего прокурора Антона Степановича Рейкина.

– Вот оно как! Стало быть, это и есть третий, – почти не удивился Дубов. – В таком случае, личность "четвертого" тоже не оставляет никаких сомнений...

Когда цифры на электронных часах показали 19.00, режиссер объявил начало генеральной репетиции. На сцену вышли Папа Карло (председатель Кислоярского антиалкогольного клуба "Лесная Роза" Михаил Сергеевич Водкин) и Джузеппе – Сизый нос (рекламный агент Александр Мешковский), бережно, будто дитя, державший на руках дубовое полено.

– Ах, сладенький мой Карлуша, – говорил Джузеппе, нежно прижимаясь к Папе Карло, – ты ведь знаешь, как я тебя люблю...

– Если бы ты меня любил, то бросил бы пить, гнусный извращенец! -наставительно заявил Папа Карло. – А то от тебя несет, как от винного погреба.

– Прими от меня в подарочек, противненький мой, это чудненькое поленце, – продолжал Джузеппе. – Оно мне говорит: милый Сизый носик, подари меня папашке Карло, пусть он вырежет из меня куколку, откроет собственное телевизионное шоу...

– Теперь вы поняли концепцию? – шепнул Святославский Чаликовой. Та кивнула.

И когда черед дошел до сцены с лисой Алисой, Надя уже ясно представляла, что ей делать. После того как Буратино (в миру – частный сыщик Дубов) радостно уходил от Карабаса Барабаса (порноредактора Романова) с пятью золотыми, к нему пристали Алиса-Чаликова и Базилио – репортер Ибикусов.

– Умненький, благоразумненький Буратино, – сладким голосом заговорила Алиса, – ты хочешь, чтобы у тебя денег стало в пять... нет, в десять раз больше?

– Ты хочешь купить сапоги и шубу своему папе Карло, новый экскаватор и дом с гильотиной в Париже? – искушал кот Базилио.

– Конечно, хочу! – закричал Буратино, подпрыгивая на месте от возбуждения.

– Тогда приобрети у нас пакет акций! – Базилио вытащил из-под хвоста несколько бумажек.

– И что с ними делать? – горячо заинтересовался Буратино.

– Зарой их в полночь... – Тут раздался пронзительный визг. Базилио извлек из кармана мобильный телефон: – Позвоните позже, я занят. А, это газета "Кислое поле"? Очень хорошо, я вам перезвоню позже... Да, на чем я остановился? Зарой их в полночь на диком Поле Чудес среди белых костей и стервятников, доклевывающих трупы, и произнеси волшебное слово "МММ".

Тут вдруг на сцене появился говорящий Сверчок – бизнесмен Ерофеев:

– Xалявщик ты, Буратино, оболтус! Забыл, чему тебя папа Карло учил?..

После бурной сцены между Дуремаром и черепахой Тортилой (г-н и г-жа Грымзины), где Тортила грозилась вместе с лягушками и пиявками организовать Партию зеленых и изгнать Дуремара с пруда, режиссер Святославский объявил:

– Господа, уже почти поздно. Давайте на пару часиков удалимся в сон, а потом продолжимся.

– Дом в вашем распоряжении, – добавил банкир Грымзин. -Располагайтесь, кому где удобно, и чувствуйте себя, как в натуре.

Чаликова поднялась на второй этаж, где по полутемному коридору слонялся Буратино – частный детектив Василий Николаевич Дубов. В конце коридора на сдвинутых стульях дремали псы-полицейские – пятеро человек в одинаковых "собачьих" масках и костюмах. Подойдя вплотную к Василию, журналистка на миг приподняла лисью маску.

– Надя?! – воскликнул Дубов. Но Надя не дала ему продолжить изъявление чувств, заглушив возглас конспиративным поцелуем. Правда, при этом она едва не выколола себе глаз носом Буратино.

– Тс-с, я здесь инкогнито. Давайте где-нибудь уединимся.

Чаликова и Дубов начали обходить комнаты, но там везде кто-то был. Потом спустились на первый этаж и принялись искать укромный уголок там. Открыв одну из дверей, они увидели обширное полутемное помещение.

– Это же гостиная, – шепнула Надя. – Место не самое подходящее...

Буратино с Алисой продолжили поиски, и вскоре нашли очень уютную комнатку с необходимым минимум мебели, где и решили расположиться на отдых.

– А вы не заметили, Надюша, одной странной вещи? – сказал Дубов, снимая полосатый колпак и поправляя короткие бумажные штанишки, прежде чем усесться в кресло.

– Какой вещи? – переспросила Надя.

– Понимаете, у меня создалось такое впечатление, будто из гостиной залы унесли электронные часы. Они должны были отражаться в стекле, которое покрывает картину с очагом, но ничего подобного я не заметил... Куда вы, Наденька?

– Подождите меня, Вася, я вернусь через пять минут! – с этими словами Надя выбежала из комнаты.

Вернулась она минут через двадцать.

– Ах, извините, что заставила так долго ждать. Знаете, хотела найти туалет, а в незнакомом доме, да еще и в такой темноте... – Однако, заметив, что Буратино уже спит в кресле, Надя нежно поправила на нем бумажную курточку, а сама прилегла на диванчик.

Сыщик Дубов проснулся от яркого света. В комнате стоял сам режиссер Cвятославский, но сияние исходило не от него, а от хрустальной люстры.

– Все, перерыв скончался, – объявил постановщик. – Уже два часа, добро пожалуйте на репетицию.

Оглядевшись, Дубов понял, что Нади поблизости нет. Он вздохнул и оправил слегка помявшийся бумажный наряд Буратино.

Когда частный детектив вошел в гостиную, там уже полным ходом шла работа. Отыскав в зале Алису-Надю, Дубов незаметно двинулся в ее сторону, но та как будто избегала его. "Наверно, обиделась, что я заснул, не дождавшись ее", упрекнул себя сыщик.

– Господа, следующая сцена у пруда, – объявил Cвятославский. -Приготовиться Буратино и Тортиле.

Тут в дверях появился Дуремар – хозяин дома банкир Грымзин. Вид у него был сильно удивленный.

– Ничего не понимаю, – сказал он. – Куда-то пропала моя жена Лидия Владимировна. Я обошел весь дом, и нигде.

Буратино-Дубов и Пьеро-Столбовой насторожились.

– Когда вы обнаружили пропажу? – засучив длинные пьеровские рукава, спросил инспектор. – Вернее, когда вы видели свою супругу в последний раз?

– Сейчас соображу... Сразу после двенадцати, когда объявили перерыв, я отправился к себе в комнату и заснул. Но в двенадцать она была тут.

– Конечно, ведь как раз в канун перерыва мы репетировали сцену между Тортилой и Дуремаром, – вспомнил постановщик Cвятославский.

– Значит, после двенадцати вы ее не видели? – констатировал Буратино-Дубов. Дуремар-Грымзин кивнул. – Может, кто-нибудь видел госпожу Грымзину?

Присутствующие молчали. Наконец, заговорила Мальвина – поэтесса Софья Кассирова: