Глен Кук - Суровые времена. Тьма

— Так чего ж не вернешься домой?

— Не могу.

— Если держаться с оглядкой, не выглядеть богатым и никого не задевать, можно почти везде пройти без задоринки. Мы же прошли…

— Не могу, потому как дома-то больше нет. Через пару лет после моего ухода там прошла армия мятежников.

А после — и Отряд, по дороге из какого-то мерзкого места в другое, тоже не обещавшее радостей. Вся страна была превращена в пустыню во имя свободы от тирании империи Госпожи…

61

Госпожа прислала за мной только через шесть дней. За это время я избавился от насекомых и малость отъелся, заново набрав несколько фунтов, по все же выглядел, словно из ада сбежал. Собственно, примерно так оно и было…

Госпожа тоже выглядела не бог весть как. Утомленная, бледная, подавленная — наверное, до сих нор превозмогала хворь, от коей ее в прошлый раз рвало. Она не стала тратить времени на пустую болтовню.

— Я посылаю тебя назад, в Деджагор, Мурген. Мы получили тревожные вести о Могабе.

Я кивнул. Сам уже кое-что слышал. Каждую ночь озеро пересекали новые плоты. Дезертиры и беженцы — все как один удивлялись, узнав, что Тенекрут мертв, а армией его, тоже изрядно истощенной повальным дезертирством, командует Госпожа.

Госпожа — дамочка серьезная. По-моему, она просто не хотела снимать проблемы, чтоб Могаба решал ее сам. Невзирая на то, во что это обойдется Таглиосу и Черному Отряду.

— Зачем?

Не слишком-то умно было бы так — любой ценой. Все паши таглиосцы оставили дома родню. Многие — люди видные и Состоятельные, таким-то прежде всего выгодно защищать родную землю…

— Мне нужно, чтобы ты просто вернулся и продолжал начатое. Но — записывай все. Оттачивай мастерство. Держи Отряд в сплоченности. И будь готов ко всему.

Я хмыкнул. Не то бы хотелось услышать, учитывая, что осаду можно прекратить хоть сей момент.

Госпожа почувствовала мой скрытый протест, слабо улыбнулась и внезапно взмахнула рукой.

— Спать, Мурген.

И я рухнул, где стоял.

Все та же старая, зловещая…

13 голове клубилась густая муть. Таглиосцы, помогавшие мне выбираться из Деджагора, вовсе были словно зомби. Все время молчали и даже, казалось, не замечали ничего вокруг.

— Ложись! — негромко приказал я. — Патруль идет.

Они выполнили приказ, но двигались, словно до предела накурившись дури.

Патрулей стало немного, и избегать их внимания не представляло труда. Да и все равно — в их задачу не входило задержание тех, кто бродит вокруг. Берега озера мы достигли без происшествий.

— Отдыхаем, — распорядился я. — Ждем темноты.

Я не был уверен, стоило ли пересекать холмы днем. Просто не помню, как мы вышли.

— Я что, очень странно себя вел? — спросил я.

Таглиосец, что повыше ростом, медленно, неуверенно покачал головой. Он понимал в происходящем еще меньше моего.

— Я себя чувствую так, словно лишь пару часов назад вышел из непроглядного тумана, — сказал я. — Помню, как нас схватили. Помню что-то вроде боя. А вот как ушли — не помню…

— Я тоже, господин, — сознался тот, что пониже. — Только у меня такое чувство, что надо поскорей вернуться к товарищам. Уж не знаю почему.

— А ты что скажешь?

Высокий, сдвинув брови, кивнул. А ведь так старался вспомнить, что жила чуть не лопнула от натуги.

— Наверное, — предположил я, — Тенекрут что-то сделал с нами и отпустил. Об этом стоит помнить. Особенно если возникают побуждения, коим сам удивляешься.

После наступления темноты мы прошлись вдоль берега, нашли плот и, погрузившись на него, устремились к Деджагору. И немедленно поняли, что на шестах никуда не придем. Слишком уж было глубоко. Кончилось дело тем, что мы приспособили шесты и обломки досок под некое подобие весел. Полночи ушло на переправу, а затем, естественно, все пошло к чертям.

Одноглазый, стоя на часах, коротал время с возлюбленной своей баклажкой пива. Услышав плеск воды и оклики с просьбой помочь подняться, он вообразил, что все орды зла ополчились на него, и принялся пускать в воздух огненные шары, так что любой стрелок средней руки легко нашпиговал бы нас стрелами.

Одноглазый узнал меня почти сразу — мимо просвистело от силы три стрелы. Он заорал, приказывая прекратить стрельбу, но было поздно. Нары с башни над Северными воротами заметили нас.

Мы были довольно далеко, чтоб им удалось разглядеть и лица. Но сама возможность наличия у Старой команды связей с внешним миром, несомненно, привлечет живейший интерес Могабы.

— A-а, рад видеть, — заговорил Одноглазый, когда я вскарабкался на стену, — Мы-то тебя уж мертвецом числили. Через несколько дней поминки собирались устраивать, ежели время найдется. Замешкался я с этим, потому как дел было много. Раз ты был формально мёртв, мне пришлось продолжать вести Анналы.

Он щедро протянул мне свою, две недели не мытую, кружку с пивом. Я от такой чести отказался.

— Да с все ли тобой в порядке?

— Не знаю. Может, ты сможешь понять.

Я рассказал ему, что смог вспомнить.

— У тебя снова был припадок?

— Если так, то и у двоих прочих — тоже.

— Интересненько… Ладно, завтра об этом поговорим.

— Завтра?

— У меня смена через десять минут, и я намерен малость ухо придавить. Да и тебе поспать не мешает.

Ох, дружище… Что бы я делал, кабы Одноглазый не заботился обо мне?

62

Разбудил меня Бадья.

— Мурген, один из Могабиных людей явился. Говорит, Его Величество желает видеть тебя.

Я застонал.

— Ну откуда столько света?

Накануне я поленился спуститься в подземелья.

— Он здорово зол. Мы-то делали вид, что ты здесь, просто не можешь с ним говорить. Гоблин с Одноглазым иногда двойников твоих на стену выставляли, чтоб нары видели.

— А теперь настоящий Мурген вернулся, а вы и рады его волкам скормить…

— А… Э-э… Так он же никого другого не звал.

То есть от Гоблина с Одноглазым он желает держаться подальше…

— Найди-ка этих друзей и скажи, что они мне нужны. Немедля.

Конечно, ведуны наши, по обыкновению, не торопились.

— Кладите меня на носилки, — велел я, — и волоките в цитадель. Мы сознаемся, что вы обо мне врали, но только оттого, что я был очень серьезно болен. Плот вчера ночью предназначался, исключительно чтоб помыться. А ты подумал, что выйдет смешно, если запустить парочку огненных шаров, пока я без штанов.

Одноглазый собрался было заныть, но я рыкнул, не дав ему начать:

— Я к Могабе без прикрытия не пойду! Ему больше нет надобности с нами нежничать.