Глен Кук - Суровые времена. Тьма

Одноглазый собрался было заныть, но я рыкнул, не дав ему начать:

— Я к Могабе без прикрытия не пойду! Ему больше нет надобности с нами нежничать.

— Он будет в плохом настроении, — напророчил Гоблин, — Тут бунты начинаются. С едой стало действительно плохо. Теперь он и рис по зернышку отсчитывает. Даже его отборные таглиосские сержанты разбегаются.

— Значит, все у него распадается на части… Он-то намеревался поразить мир славными победами, а подчиненные не соответствуют его железной воле…

— А мы — что-то вроде филантропического братства? — проворчал Одноглазый.

— Мы никого не убивали, кто сам не напрашивался. Идемте. Пора. И будьте готовы ко всему. Оба.

Однако вначале мы поднялись на стену — и затем, чтобы я мог поглядеть на город при дневном свете, и для того, чтобы нары лишний раз увидели меня больным.

Вода, поднявшаяся даже выше, чем предсказывала Хонь Тэй, не доставала до зубцов лишь на восемь футов. — Внутри много затоплено?

— Могаба как-то законопатил ворота. Где просачивается — поставил отряды джайкури с ведрами.

— Неплохо. А внизу?

— Каплет кое-где в катакомбах. Немного; ведрами вычерпаем.

Я хмыкнул, глядя на Тенекрутово озеро. Трупов было — не счесть.

— Это что, из насыпей повсплывали?

— Могаба швырял бунтовщиков со стен, — пояснил Гоблин, — Некоторые могут быть с плотов, что перевернулись или сломались в пути.

Я сощурился. Там, за гладью озера, был почти виден конный патруль. Один из плотов с кучей джайкури день застал еще в пути. Люди на борту, отчаянно стараясь уйти в сторону от поджидавшего их патруля, гребли ладонями.

Тут появился и Тай Дэй. Значит, нюень бао до сих пор наблюдают, что происходит в городе. Я решил, что он хочет пригласить меня к глашатаю, однако он безмолвствовал. Я велел носильщикам:

— Тащите к его светлости.

Когда мы подошли к цитадели, я заметил:

— Да она выглядит, словно из какой-нибудь байки о призраках.

Что да, то да, особенно со всеми этими тучами в небе и стаями ворон, кружащими над вершиной. Деджагор превратился в какой-то вороний парадиз. Так разжирели, что и летают с трудом. Ну, может, и мы их мясцом подкормимся.

Нарам, стоявшим на часах при входе, вздумалось не пускать Гоблина с Одноглазым внутрь.

— Тогда тащите обратно, — скомандовал я.

— Подожди!

— Кончай, приятель. Мне нет нужды в Могабиной ерунде. Лейтенант жив, и капитан, вероятно, тоже. Могаба больше дерьма не стоит, кроме как в собственном воображении.

— Может, хоть поспоришь с ними? Мы бы отдохнули малость…

Одноглазый принялся разворачиваться, дабы начать спуск.

Очиба догнал нас, не успели мы спуститься на улицу.

— Прими извинения, знаменосец. Быть может, ты передумаешь?

— Чего там передумывать — мне не шибко хочется видеть Могабу. Он тут, может, волшебными грибами питался или же корешок счастья пожевывал, а из меня уж вторую неделю кишки с поносом вылазят. Нету меня сил развлекать безумцев, одержимых манией убийства.

Что-то мелькнуло в темных глазах Очибы. Может, он был согласен со мной. Может, в его голове шла его собственная война — война между верностью величайшему из наров Джии-Зле и верностью своему человеколюбию.

Я не собирался продолжать разговор. Малейший намек на заинтересованность подтолкнет колеблющихся к обычному: «Не нами, такой порядок заведен…»

Часовые тем временем тихонько обсуждали политику Могабы. Если уж эти ребята в нем усомнились, дела обстоят даже хуже, чем я думал…

— Как пожелаешь, — сказал Очиба. — Пропустите носильщиков.

Никто не поглядел, кем были мои носильщики.

И я впервые почувствовал за собою некоторую силу. Уютное чувство…

63

Был ли Могаба рад видеть Гоблина с Одноглазым в столь добром здравии? Уж поверьте, нет. Однако неудовольствия выказывать не стал. Просто добавил кое-что к своему мысленному счету. Он доставит мне еще больше неприятностей, чем задумал. Позже.

— Сидеть можешь? — спросил он, словно заботясь о моем здравии.

— Это да. Я проверял. Отчасти из-за этого и задержался. Да еще хотел проверить, не повредился ли в уме.

— Вот как?

— Более недели меня мучили приступы лихорадки и понос. Прошлой ночью меня спустили на плот и окунули в воду, чтоб охладить. Помогло.

— Вижу. Присаживайся к столу.

В зале заседаний присутствовали, кроме Могабы, Зиндаб с Очибой да нас трое. Сквозь окно за спиною Могабы мне были видны холмы и вода. И вороны. Они кишмя кишели возле окна, хотя ни одна не пыталась проникнуть внутрь. Красные глазки белой пронзили меня особо злобным взглядом.

Наверное, мы выглядели слишком голодными.

На какой-то миг я узрел этот же самый зал, только в другое время, с Госпожой за этим самым столом и еще кое-кем из присутствовавших. Только Могабы там не было. И позади них за окном все сплошь было серо…

Одноглазый ущипнул меня за мочку уха:

— Мурген, не время.

Могаба пристально наблюдал за нами.

— Не настолько поправился, как показалось, — объяснил я, размышляя, что бы могло означать мое видение.

Да, именно видение. Для простои игры воображения — слишком много подробностей.

Могаба уселся в кресло напротив меня. Он изображал вежливость, сдерживая свою природную самоуверенность.

— Мы столкнулись со значительными и многочисленными трудностями, знаменосец. Лежат они вне стен города и не относятся к нашей внутренней враждебности.

Черт побери! Он что, на здравый смысл меня берет?

— И то обстоятельство, что лейтенант с капитаном живы, поверим мы в это или нет, ничего не меняет. Нам придется бороться с этими трудностями, так как никаких подкреплений в обозримом будущем ожидать не приходится.

С этим трудно было спорить.

— Пожалуй, вмешательство Госпожи больше помешало, чем помогло. Сейчас мы изолированы от мира только потому, что Хозяин Тенен был вынужден искать способ успешно действовать на два фронта.

Я кивнул. Положение наше и вправду ухудшилось. Хотя, с другой стороны, и враг теперь каждую ночь ордами на стены не лезет… Да и Могаба не разбрасывается людьми, стараясь любой ценой разозлить южан в надежде, что те совершат что-нибудь глупое.

Могаба выглянул в окно. В холмах, поднимая пыль, разъезжали уже два патруля тенеземцев.

— Теперь он может просто выморить нас голодом.

— Может.

Могаба скривился, но сдержал злость:

— Мне, сам не знаю, по какой причине, кажется, что наши друзья прорвут осаду.

— Должен признаться, что мне такая уверенность чужда. Хотя я признаю необходимость поддержания оптимистических настроений среди солдат.