Руслан Мельников - Князь-волхв

И чуть погодя продолжил:

— У этих древних стен есть одно чрезвычайно полезное свойство. Они удерживают в себе навью силу, не выпуская ее вовне, если это не нужно. Здесь, в этом зале и в подземелье над ним, я могу не опасаться, что магия Кости будет замечена другими посвященными. До тех пор, разумеется, пока результат магического действа не распространится за пределы Кощеевых чертогов.

— А где же сама Кость Кощея, княже? — Тимофей тщетно пытался хоть что-нибудь разглядеть за границей светового круга, очерченного факелом в руке Угрима. — Где его тулово?

— Там. — Угрим шагнул к центру зала.

Свет бездымного факела оттеснил тьму, и в тот же миг словно ответное пламя вспыхнуло во мраке. Разноцветное, переливчатое, холодное. Массивное сооружение, сложенное из неподвластных времени граненых адамантов, отражало факельный огонь так, что резало глаза. Вековая пыль, казалось, вовсе не липла к драгоценным каменьям — как на подбор крупным и необычайно чистым.

Такая груда ТАКИХ самоцветов, наверное, не снилась ни татарскому хану, ни латинянскому императору. Такая груда сама по себе — невиданное и неслыханное сокровище. Однако то, что крылось в ней…

В огромной — более чем в два человеческих роста — сияющей конструкции Тимофей распознал покосившийся адамантовый трон. Он не был внесен и поставлен в зал. Он словно вырос прямо здесь, поднявшись из-под земли. У трона отсутствовали передние ножки, оба подлокотника и изголовье, вырванное из широкой спинки. Зато в самом его центре бугрился яйцевидный предмет, намертво вплавившийся в гладкую, выложенную алмазами поверхность. Знакомый предмет, под прозрачной коркой которого темнело…

Угрим поднес факел ближе.

Костлявое тулово навьей твари оказалось столь же усохшим, как и ее десница. Кощей был гол, словно дикий зверь. Взгляду открывался каждый сустав скелетообразного тела. Сквозь впавший, буквально прилипший к спине живот отчетливо проступал позвоночник. Из-под сухой потемневшей кожи выпирали истонченные ключицы и ребра. Ничем не прикрытый, да и не нуждающийся уже в этом, практически неразличимый срам провалился в тазовые кости. Нелепо и жутко смотрелись аккуратные срезы на плечах, бедрах и шее — там, где прежде были конечности и голова.

— Когда Кощея обезглавили и четвертовали, один из шестерых занял его цитадель и владел Черной Костью здесь, — пояснил Угрим.

Тимофей мысленно прикинул размер и вес самоцветного трона, сросшегося с Кощеевыми останками. Понятно, почему здесь… Не очень-то и потаскаешь за собой такой магический артефакт.

— Ну что, налюбовался? — спросил Угрим.

— Да уж, княже…

Они поднялись из тронного зала. Князь задвинул вход плитой. Угрим так и оставил яйцо с Кощеевой десницей на каменном люке. Из ниши князь вышел вслед за Тимофеем, вновь пробормотал неведомое колдовское слово и повел рукой по воздуху.

Ниши не стало. С сухим треском и слабым шорохом осыпающихся земляных ручейков сверху опустился каменный полог. Сплошная кладка, которой не было прежде, заслонила и Черную Кость, и вход в Кощеевы чертоги. Надежно заслонила… Что-то подсказывало Тимофею: такую стену не взять ни зубилом, ни огнем, ни водой, ни тараном. Сильным колдовством только.

— Ну что, пора выбираться наверх? — рассеянно сказал Угрим, задумавшийся о чем-то своем. — Что хотел, ты узнал. И даже более того. Здесь нам делать нечего. Вот разве что прибраться немного…

Угрим бросил взгляд на Тимофеева гнедка. Двинул ладонью, шевельнул губами. Неподвижная конская туша с переломанными ногами и свернутой шеей начала погружаться в пол. Мертвый конь под седлом и в полной сбруе уходил в плотную, как камень, землю, словно в зыбучий песок.

И — ушел, и — сгинул. Будто не было его тут.

— Куда это ты его, княже? — хмуро спросил Тимофей. — В Кощеев зал?

— Нет, Тимофей, нет. Туда так просто не спуститься. Туда ведет лишь один ход, и ты его видел.

Угрим повернулся к лошадке Бельгутая. Низкорослая мохнатая кобылка почуяла неладное и тревожно заржала. Попятилась. Провалилась по колено в разверзшуюся под копытами твердь. Дернулась было в сторону — и сразу же увязла по брюхо. Яростно забившись, ушла по грудь. Потом по шею… Последнее отчаянное ржание-вскрик прервалось фырканьем и хрипом: несчастная животина захлебывалась сыпучей землей.

Степную лошадку Угрим схоронил заживо. Быстро, деловито, без всякой жалости.

— Все равно наверх ей с нами не подняться, — пояснил князь-волхв, поймав взгляд Тимофея. — Не протиснется она в подвальных проходах детинца. Да и ни к чему выводить отсюда лошадь. Не нужно, чтобы в Острожце видели татарскую конягу. Мысли всякие возникать начнут, догадки, за ними — слухи пойдут. А слухи, Тимофей, дело такое — за ними не уследишь. Просачиваются слухи-то. И мало ли куда дойдут.

«Так бы сразу и сказал», — угрюмо подумал Тимофей, глядя, как подрагивающий, будто кисель, земляной пол вновь обретает былую твердость.

Угрим широко взмахнул рукой. Разом погасли все факелы, кроме одного — горевшего в княжеской руке.

— Погоди! — Тимофей, спохватившись, оглянулся на Бельгутая. — А он как же?

Ханский посол по-прежнему висел в воздухе с поджатыми ногами и занесенным ножом.

— Ничего с ним не станется, — отмахнулся Угрим. — Я же сказал уже: татарин этот мне нужнее живым. Как понадобится — сниму заклятие. А пока пускай себе висит. Идем.

Князь вышел из подземного зала и повел Тимофея по широкой извилистой галерее с редкими ответвлениями тесных боковых ходов. Шли недолго. Угрим остановился у глухой стены.

— Тупик? — удивился Тимофей.

— Проход, — улыбнулся Угрим. — Только не для всех. Тут особая печать наложена.

Ладонь князя-волхва коснулась мощной кладки. Уста вымолвили тайное слово. И…

И кладки не стало. Растаяла кладка. Там, где только что громоздились массивные, сросшиеся друг с другом глыбы, открылся небольшой темный проем.

— Ты первый, кого я веду этим путем, — как бы между прочим заметил князь.

Тимофей вступил в открывшуюся пустоту молча и не без опаски.

Следом шагнул князь. Еще одно слово, еще движение. Валуны, возникшие из ничего, вновь наглухо замуровали ход. И словно отсекли чары, заставлявшие факел в руке Угрима гореть бездымным ярким пламенем. Огонь зачадил, дыхнул привычной гарью, но в то же время ожил и весело заискрился, словно вырвавшись из опостылевшего полона.

Тимофей огляделся. Он стоял в тесном коридорчике с низким потолком. Это был один из проходов нижних подвальных ярусов, расположенных под детинцем Острожца. Сколько раз доводилось спускаться сюда прежде — в порубы, погреба и кладовые. И мимо стены, за которой укрывался потаенный ход князя, Тимофей проходил неоднократно. Проходил, ни о чем не подозревая.