Татьяна Патрикова - Драконьи грезы разужного цвета

— Муравьед Сиявич.

— Муравьед? — изумился Шельм.

— Ну, да. А что тебя смущает?

— Нет. Просто странное имя для человека.

— Мне тоже так показалось, когда впервые к дяде Михею в гости приехала, но потом привыкла. А что в нем нечеловеческого?

— Ну, хотя бы то, что в Эмирате, что за горами, живет такой зверь.

— Зверь? Хищник, наверное.

— Ага. Песчаный. Двигается в песке, как в воде. Караванщики его боятся.

— А ты что же, с караванами ходил?

— Нет. Но байки караванные слушал, — Шельм улыбнулся своим мыслям и бодрее зашагал по поселку. — Ну, так, где же эта ваша кузня?

— А вон там, у мельницы.

Шут посмотрел туда, куда махнула девица, и изумленно прокомментировал:

— Чудно. Разве не опасно строить кузницу рядом с мельницей, ведь в ней огонь открытый, одна искра и лопасти загорятся.

— Ну, во-первых, там не лопасти, а колесо, мельница-то водяная, а во-вторых, у Гини с Муром не загорится.

— У кого с кем?

— Муравьеда Муром кличут, а мельника чудно так зовут, Гиацинт, девкам бает, что цветок какой-то заморский, так его до Гини сокращают, а то уж больно чудно звучит.

— Да, уж. Чудно, — согласился с ней шут, а внутренне весь подобрался. Уж он-то точно знал, кого могут звать по имени цветка. И, если он не ошибся, то вот что, точнее кого, он почувствовал в этом поселке вчера вечером, дурачась со Ставрасом в постели.

— Ты что же, со мной идти собираешься? — ехидно глянул на девицу Шельм, видя, что она не спешит поворачивать, хотя теперь уже понятно, что он и сам прекрасно дойдет.

Та вскинулась, но щеки у нее покраснели. Шут насмешливо изогнул бровь, и Маришка отвела взгляд.

— Ну, просто, поговорили бы, пока он коня твоего перековывать будет, — пробормотала она смущенно.

— Мариш, — проникновенно начал шут, девица глянула на него искоса. — То, что я сказал твоему дяде, что между мной и Ставрасом ничего нет, это же не значит, что мне не хотелось бы, чтобы было, правда?

Она покраснела еще гуще. Закусила губу и не ответила, но шут дальше шел молча, и отвечать все же пришлось.

— Я поняла, — с трудом выдавила из себя она и повернула к дому.

— Спасибо, что проводила! — крикнул ей в спину Шельм.

Маришка лишь рукой махнула, не обернувшись, и припустила под горку со всех ног.

Шельм придержал коня, которого вел за собой, и остановился, запрокинув голову к небу. Мог бы развлечься с забавной девчонкой, мог бы, но не здесь и не сейчас. Как же драконоборцы не почуяли, что рядом с ними масочник обосновался и живет себе, не тужит, даже матрицы накладывает? Вон, парень задумчивый, на пару лет постарше самого Шельма мимо пошел, ведь явно не своей жизнью живет, а кукольником сфабрикованной. Но Ставраса пока он предупреждать не стал. Решил, что сначала сам разберется. Что-то в этом рыжем детине, что протопал мимо, настораживало. Что-то в корне неправильное, что-то, чего в нормальном человеке быть не должно. Сделав себе в голове зарубку на память, расспросить Маришку о помощнике мельника (а парень был похож именно на него), Ландышфуки как ни в чем не бывало, продолжил путь.

Шельм поднялся на пологий холм и обнаружил просто идеалистическую картину. Березовая рощица, в которой даже сейчас, днем, слышались соловьиные трели, мельница с водяным колесом, речка бегущая наискосок по холму и теряющаяся где-то в зарослях с противоположной стороны от деревни, а чуть поодаль приземистое строение — кузница. Вот к ней-то он и направился.

Рассчитывал услышать звон молота о наковальню, но вместо него ощутил лишь жар от мехов и различил негромкий разговор.

— Слышал, к Михею опять гости пожаловали? — спрашивал кто-то юным голосом, журчащим как ручей.

— Ну, слышал, — буркнул некто другой, грубо и гулко, словно по перевернутому ведру скалкой ударили. По голосу было просто нереально определить, сколько же лет говорившему.

— Говорят, не такие, что были раньше.

— Угу.

— Сходить бы, глянуть…

— Ох, Гиня, твое любопытство мне, знаешь где?

— Да, ладно тебе. Я всего лишь одним глазком. Ксанка нашептала, что мальчик там у них интересный.

— Что еще за мальчик? — в грубом, гулком голосе собеседника молодого и журчащего, шуту и вправду, почудились ревнивые нотки. Неужели, девицы у колодца не соврали?

— Голубоволосый.

— И что с того?

— Да, вот думаю, как бы не знакомец мой какой.

— Был бы знакомец, к драконоборцам бы не сунулся, а раз сунулся, значит, просто волосы у него такого цвета. Человеческие детки тоже порой пестренькими бывают.

— Да, что-то мне со вчерашнего вечера неспокойно на душе как-то.

— Сходи к знахарке, валерьяночного отвара тебе пусть накапает. А то, как вобьешь себе что в голову, я потом уж и не знаю, как выбить. Как вспомню, как мы с тобой за драконом ходили…

— Не напоминай, ладно… так, а это у нас кто?

На порог кузни, возле которого как раз и подслушивал Шельм, выскочил молодой парень на вид не старше его самого, но шут быстро сориентировался и понял, что этому незнакомому кукольнику как минимум лет тридцать-тридцать пять. Случалась с масочниками такая оказия. Те из них, у кого маска была женской, очень долго выглядели юными и время, словно бы, обтекало их стороной.

Парень был высок, выше самого Шельма, который все же был выше среднего роста. Строен и гибок, что при женской маске неудивительно, впрочем, как и длинные волосы, ниспадающие на спину, и явно где-то внизу в районе талии, стянутые летной или кожаным шнурком. Волосы были приметного красного цвета, почти алого. И не зря этот кукольник за цвет волос Шельма волновался, как правило, у масочников куда чаще, чем у обычных людей этого мира рождались дети с неестественно яркими волосами. Но, если у людей такое тоже случалось, то редко у кого из них глаза по цвету совпадали с волосами.

Парень тоже пристально рассматривал его и неизвестно, сколько бы они так простояли — Шельм у невысокого порожка, а красноволосый возвышаясь над ним, если бы из кузни не появился сам кузнец.

Увидев за спиной изящного и даже излишне субтильного масочника, коренастого, плечистого мужика с буйными черными кудрями, большими, коровьими глазами, глубокого карего цвета, и простым, деревенским лицом, Шельм легко определил, что второй голос принадлежал именно ему. Уж больно подходил он внешности кузница. И, несмотря на весь свой грозный вид, рядом с мельником пусть и выглядел старше, но явно был младше последнего.

— Ты чего тут вынюхиваешь? — пробасил кузнец, грозно хмуря брови и сжимая пудовые кулаки.

Шут же в ответ, как всегда, не растерялся, состроил виноватую мордашку и заискивающе начал вещать.