Гарри Тертлдав - Возвышение Криспа

– Похоже на то. – Крисп старался сохранить небрежный тон.

Хорошая погода означала для него слишком много перемен, к которым он еще не знал, как относиться.

Танилида села в кровати и провела рукой по волосам. Этот жест, искусно естественный, приподнял ее обнаженные груди, заставив Криспа замереть от восхищения. А Танилида тем временем заявила:

– Когда дожди пройдут, я поеду назад на виллу. Думаю, тебе не следует навещать меня там.

Крисп понимал, что рано или поздно услышит нечто подобное. Он думал, что готов ко всему. Но слова ее, как ни был он собран, причинили острую боль, точно удар под дых.

– Значит, все кончено, – сказал он тупо.

– Что касается любовных утех – да, – согласилась она.

И опять-таки он считал, что готов к этому, считал, что может с легким сердцем уехать с Яковизием в город Видесс. Не сломай его хозяин ногу, так оно и было бы. Но целая зима, проведенная с Танилидой в Опсикионе, не прошла даром. Все его тщательно культивируемое хладнокровие внезапно куда-то испарилось. Он крепко прижал ее к себе.

– Я не хочу покидать тебя! – простонал он.

Танилида ответила на его объятие, но тон ее голоса остался отрешенным и трезвым.

– Ну и что? Неужели ты откажешься от той роли, в которой я видела тебя, откажешься от этого… – она тронула золотой, подаренный Омуртагом, – чтобы остаться в Опсикионе? А если останешься, неужели ты думаешь, будто вызовешь у меня что-нибудь, кроме презрения?

– Но я люблю тебя! – сказал Крисп.

В глубине души он всегда был уверен, что говорить ей о любви будет ошибкой. Инстинкт его не обманул.

– Если ты останешься из-за этого, – ответила Танилида, – я точно никогда не смогу тебя полюбить. Я состоявшаяся личность, а ты покуда ищешь себя. Разве ты будешь счастлив в Опсикионе? И кем ты здесь сумеешь стать? В лучшем случае моей игрушкой, которой благодаря моим заслугам будут выказывать внешнее почтение, но посмеиваться за спиной? Этого ты хочешь для себя, Крисп?

– Твоей игрушкой? – Он так разозлился, что не стал слушать дальше, а грубо пробежал рукой по мягким изгибам ее тела, замерев у края аккуратно подстриженных волос на лобке. – Только и всего? Это все, чем я был для тебя?

– Тебе самому бы следовало знать, – спокойно ответила Танилида. – Разве я могу отрицать, что ты удовлетворял меня? Не могу и не хочу. Но этого мало. Ты заслуживаешь большего, чем быть постельной грелкой, пусть даже превосходной. А если ты останешься со мной, тебе будет трудно стать кем-то еще. У меня гораздо больше опыта и богатства, чем у тебя, и я не собираюсь делиться с тобой властью, которую завоевывала собственными усилиями долгие годы. Так что же тебе остается?

– А мне все равно, – сказал Крисп. Но несмотря на яростную убежденность в голосе, даже сам он понимал, что это не правда.

Танилида, очевидно, тоже поняла.

– Да ну? Ладно, предположим, ты остался и мы с тобой обвенчались в праздник святого Абдая. Что ты скажешь на следующее утро своему пасынку Мавру?

– Моему… – Крисп сглотнул. Представить Мавра своим братом не составляло для него труда. Но пасынком? Он не мог себя заставить даже выговорить это слово. И вдруг, рассмеявшись, ткнул Танилиду под ребра. Обычно она не боялась щекотки, но на сей раз он застал ее врасплох. Она взвизгнула и отпрянула в сторону.

– Мавр – мой… – Он попробовал снова, но закончил еще более бурным приступом смеха. – Ох, чума тебя побери, Танилида, ты добилась своего!

– Хорошо. Если человек не лишен здравого смысла, он небезнадежен, пусть даже мне пришлось обидеть тебя, чтобы открыть глаза.

– Что ты умолкла? – спросил Крисп.

– Я просто слушаю. Думаю, дождь ненадолго ослабеет. – Теперь уже она, в свою очередь, пробежала по его телу рукой и улыбнулась кошачьей улыбкой. – А ты, как я чувствую, нет. Давай не будем терять времени даром!

Крисп не ответил, по крайней мере словами, но и не отказался.

– Обопритесь на мою руку, высокочтимый господин, – сказал Крисп, когда парочка конюхов вывела лошадь хозяина, его собственную и тяжеловозов.

– Чушь! – ответил ему Яковизий. – Если я сам не сяду на коня, то уж до дома точно не доеду. А если я не смогу уехать, мне останутся две одинаково неприятные альтернативы: поселиться здесь или броситься с мыса в море. Думаю, я предпочту броситься в море. Тогда мне не придется увидеть, во что превратился мой дом, пока меня не было. – Он содрогнулся с видом полного отчаяния.

– Когда вы написали о своем несчастье, Севастократор обещал приглядеть за вашими делами.

– Обещал, – скептически проворчал Яковизий. – Да только Петрония волнуют исключительно его собственные дела. – И рявкнул мальчику, державшему лошадь:

– Эй, ты, отойди! Если у меня что получится, самое время это выяснить.

Мальчик отошел. Яковизий поставил левую ногу в стремя и вспрыгнул в седло. Поморщился, когда на мгновение пришлось перенести вес на больную ногу, но затем выпрямился и просиял победной улыбкой. Он садился на коня и раньше, уже целую неделю, но каждый раз устраивал целое представление, как для себя, так и для зрителей.

– Где этот Мавр? – спросил он. – Мне все-таки пока неуютно в седле. И если кто-то надеется, что я буду его дожидаться, он глубоко заблуждается!

Яковизий не обращался именно к Криспу; похоже было, что он предупреждает весь мир в целом. Крисп в последний раз убедился, что их имущество надежно уложено на спины ломовых лошадей, а потом вспрыгнул на собственного скакуна.

Болкан вышел попрощаться со своими долговременными постояльцами.

Он поклонился Яковизию:

– Был рад служить вам, господин.

– Надеюсь. Ты нажил на мне целое состояние, – ответил Яковизий, любезный, как всегда.

Трактирщик поспешно ретировался, и в этот миг на большом гнедом мерине появился Мавр. Выглядел он очень юным и беспечным: в широкополой шляпе торчали два фазаньих пера, правая рука покоилась на рукояти меча. Он махнул Криспу и поклонился Яковизию.

– Похоже, вы собирались уехать без меня.

– Собирался! – отрезал Яковизий.

Но если он хотел смутить юношу, то просчитался.

– Ну, теперь у вас не получится. Вот он я! – жизнерадостно заявил Мавр и повернулся к Криспу:

– Матушка велела непременно передать тебе прощальный привет. Передаю. – «Еще одна гора с плеч», – было написано у него на лице.

– Очень любезно с ее стороны, – отозвался Крисп.

Хоть он не видел и не слышал Танилиду больше месяца, она каждый день была в его мыслях, и память о ней так же была подвержена порой приступам резкой боли, как нога Яковизия. Разве что сердечная хромота не была заметна окружающим.