Марианна Алферова - Небесная тропа

– Это Фарн, – нахмурился Крутицкий. – Именно этого я и опасался.

– Слушайте, не надоело вам трепаться? – вновь встрял в разговор Белкин. – Я хочу знать, где моя дочь!

Крутицкий к нему повернулся. Что-то в глазах гостя мелькнуло такое, что хозяин «Камеи» попятился и поперхнулся словами.

– Я вас очень прошу, милостивый государь, – проговорил штабс-капитан ледяным тоном, – впредь не перебивать меня. Что касается вашей дочери, то, во-первых, я довожусь ей прадедом, во-вторых, ЭРик сделает все возможное, чтобы ее спасти. Это единственное, что я могу сказать. А теперь вам пора отправляться домой – вы слишком засиделись.

– Слушай, ты… – начал было Тимош.

– Ваш дед плохо кончил, – осадил его штабс-капитан. – Не уподобляйтесь ему.

Тимошевич бессмысленно хлопнул глазами.

– Откуда… – начал он.

Тут телефонный аппарат наконец разразился истерическими трелями. Белкин сорвал трубку. Несколько секунд он внимательно слушал, потом рявкнул:

– Все домой! Танчо вернулась!

Непрошеные гости тут же сняли осаду и кинулись к выходу, не потрудившись принести извинения. Уже на пороге штабс-капитан их остановил:

– Извольте трость вернуть.

– Ах, трость, – засуетился Белкин. – Да, знаете, забыл, нервы.. – И он с неохотой потянул Крутицкому «боевой» трофей.

– Я волнуюсь за ЭРика. – сказала Ольга Михайловна, когда Белкины и Тимош убрались. Она оглянулась, будто опасалась, что их подслушивают. – Белоголовый, тот, что был ночью здесь, он сказал, что… что убил его.

– Это, Ольга Михайловна, чистейшее вранье!

– Я так и думала. Ни на секунду ему не поверила. Ни на секунду…

Штабс-капитан одобрительно кивнул и принялся откручивать массивный резной набалдашник трости. К изумлению Ольги Михайловны, из полости деревянной трубки вдруг высунулось стальное жало клинка. Когда-то длинная шпага теперь была обломана на треть. Крутицкий провел пальцем по лезвию, пробуя, хорошо ли оно отточено, и вновь спрятал шпагу в трость.

– Это заговоренный клинок. Только им ЭРик может уб… защититься от Фарна. Оставить без присмотра шпагу у вас я не могу: Фарн точно так же завладеет ею, как прежде ключом. Я должен передать клинок лично. Где мне найти вашего сына?

– Не знаю, – развела руками Ольга Михайловна.

– Не знаете, – вздохнул штабс-капитан. – Что же делать? Я должен передать ему клинок. – Он задумался на мгновение. – Ну что ж, тогда остается только одно. – Он подмигнул Ольге Михайловне. – Сесть в трамвай. ЭРик там непременно появится. – Штабс-капитан, небрежно опираясь на трость, направился к выходу.

Глава 5

– Так кем ты мне приходишься? – Танчо уселась в обитое лазурным бархатом кресло и по своему обыкновению закинула ногу на ногу.

ЭРик не спешил отвечать. Он лежал на диване, сложив руки на груди, как покойник, и закрыв глаза. Так к нему быстрее возвращались силы. Танчо увела его с площади и привела сюда, к себе домой. Но он не помнил, как они добирались, о чем говорили, и говорили ли вообще? Прошло меньше двенадцати часов с того мгновения, как он воскрес в комнате Анастасии и увидел потолок, усеянный золотыми звездами. С тех пор миновала целая жизнь, в которой было все, что должно быть в жизни: любовь, опасность и открытия. И главное, в этой краткой и одновременно безумно долгой жизни он успел испытать себя. И этим испытанием остался доволен.

– Получается, что ты – двоюродный брат моей матери, – продолжала рассуждать Танчо. – Значит, я – твоя двоюродная племянница. Так, что ли?

– Вроде того, – отвечал ЭРик, по-прежнему лежа неподвижно и не открывая глаз.

Он чувствовал приятное покалывание во всем теле, будто невидимые руки растирали кожу грубой тканью.

– Пробивает на хавчик? – поинтересовалась не слишком вежливо Танчо.

– Ага, переброс отнимает слишком много энергии.

Он улыбнулся про себя: именно эти слова он говорил маме Оле, описывая вымышленное путешествие. Теперь же, посетив параллельный мир и вернувшись обратно, из подлинного путешествия, он чувствовал себя совершенно выжатым. Занятно получается! Он сначала придумывает свою жизнь, а потом ее проживает. Хорошо, что не наоборот.

– Пойду, посмотрю, что есть в холодильнике. – Танчо поднялась.

– Поскорее.

– Умираешь с голоду?

– Вроде того. – На самом деле он имел в виду совершенно иное.

Ни с кем ему прежде не было так хорошо. Он чувствовал себя НЕУЯЗВИМЫМ. Это слово отражало всю сложность его переживаний – оно включало нежность, любование, восхищение, влечение, жажду ответного чувства. Оно наполняло его сердце, а не опустошало. В этом было что-то новое. Раньше он не думал, что такое возможно. Раньше… Разве у него было, с чем сравнивать? Несколько случек, гасящих острые приступы желания, да еще роман с бывшей одноклассницей – непрерывная ссора с мини-репризами в постели.

Танчо очень скоро вернулась с подносом.

– Ветчина, сыр, заливное – все, что нашла.

– Не так плохо, – улыбнулся ЭРик. К обилию деликатесов он не привык.

ЭРик наконец поднялся. Окинул взглядом Танину комнату. Обычная современная мебель, шкафы из ДСП, обитые ярким бархатом кресла, тюлевые турецкие гардины. Не комната, а декорация современного спектакля в дешевом театрике. Можно на такой сцене поставить что-нибудь оригинальное? Все вокруг типичное: паркет, палас и книжные полки. Ну разве что кульман и письменный стол несколько диссонируют – ненужные атрибуты деловитости в уютном девичьем гнездышке. Да еще картина на стене – полуразрушенная церковь, мутный силуэт на мутно-сером фоне, чувство и талант без должного наличия мастерства.

Танчо перехватила его взгляд и сообщила горделиво:

– Я купила это на выставке.

ЭРик кивнул. Он все время смотрел на картину, пока ел. Потом Танчо достала сигареты, и они закурили.

– Что ты думаешь о сегодняшних событиях? – спросил ЭРик.

– Мы сами пожелали во все это вляпаться. Ты же говорил: все зависит от выбора пути. Мы свернули направо там, где обычные люди сворачивают налево.

ЭРик помолчал, наблюдая, как синие кольца дыма уплывают в окно.

– Ты начинаешь думать, как я.

Танчо надменно вскинула голову.

– Если не считать встречи на лестнице, то мы с тобой познакомились только вчера. Не слишком переоценивай свою персону.

– Не надо меня унижать, тебе это не делает чести. Рик вчера и ЭРик сегодня – не одно и то же, – сказал он с гордостью и грустью одновременно.

Он открывался перед ней, заведомо не желая защищаться от ее колких нападок. Это обезоруживало. Она смутилась.

– Фарн сказал, что убил тебя, а ты вновь воскрес. Это так? – Это был вопрос и завуалированное извинение – одновременно.