Влада Воронова - Пути Предназначения

— Воля ваша неоспорима, владыка, — дрожащим голосом пролепетала командор Севера. — Мы повинуемся.

— Вот и ладно, — сказал гроссмейстер. — Теперь быстро набрасываем первичный план действий, и можете быть свободны.

Разработка плана заняла четыре часа.

Усталые командоры вышли из духоты номера на улицу, вдохнули чистый морозный воздух. Попрощались кивками и разъехались по своим отелям.

На полдороге командор Востока отпустил такси и пошёл пешком. Шаги делал медленно и осторожно, словно ступал по тонкому и очень скользкому льду.

Остановился возле окружного филиала ВКС.

— Риск, — сказал тихо. — Недопустимый риск. Однако и новости слишком важные для промедления… Нельзя ждать, пока они по обычному каналу доползут.

Командор вошёл в здание филиала, поднялся на верхний этаж, в приемную директора. Три посетителя дожидались своей очереди. Один что-то отмечал в файле карманного компьютера, двое других со скучающим любопытством стали разглядывать командора. «Свидетели, — досадливо подумал он. — Нехорошо. Но другого выхода нет».

Командор подошёл к референту и сказал так, чтобы слышал он один:

— Код допуска ноль-единица-ноль.

Референт ответил с вежливой деловитостью:

— Чем могу быть полезен, сударь?

«А самообладание у парня железное, — отметил командор. — До сих пор о носителях кода высшего допуска он только в инструкциях читал и даже помыслить не мог, что столкнётся с одним из нас в реальности. Но держится молодцом. Ни тени лишнего волнения или любопытства».

Вслух командор сказал:

— Прямая связь с Гардом по номеру Альфа-43-96-93. И самую защищённую от прослушки линию, которая только есть в вашем курятнике.

— Связь сейчас будет, — ответил референт. — Из кабинета директора, там очень хорошая защита. Только… Сударь, вы сами понимаете, нужна предварительная проверка. С названным вами номером мы соединимся, и абонент задаст контрольный вопрос. Лишь после правильного ответа вы сможете с ним поговорить. Такова инструкция, сударь.

— Я знаю. Поторопитесь со связью, дорога каждая секунда.

— Да, конечно, сударь.

Спустя несколько минут резидент ВКС напрямую докладывал архонту Тромму о планах гроссмейстера ордена Белого Света.

Клемент нахмурился.

Арестованный, хотя и был закован в кандалы, на свидетельском стуле развалился удобно и вольно. Предвозвестник хотел было одёрнуть наглеца, но не стал. Из-за мятежнической дерзости кандальник всё равно не подчинится.

Клемент молча смотрел на Сайнирка. Теньму нужно было задать бывшему придворному и бывшему вельможе один вопрос. Ради ответа на него и затевался арест.

— Дээрн, как вы могли променять великое счастье служить самому государю на гирреанскую грязь?!

Сайнирк смерил Клемента презрительным взглядом.

— А во имя чего я должен был служить Максимилиану? Что такого достойного делал император, чтобы я стал бы ему помогать?

— Служение государю — долг любого из подданных.

— Я ничего у Максимилиана не занимал, а потому ничего ему не должен.

— Такие рассуждения пригодны для мелкого торгаша, — ответил Клемент, — а для потомка одного из древнейших и знатнейших родов империи позорны.

— В таком случае, у любого мелкого торгаша ума, чести и достоинства больше, чем у всех потомков древнейших и знатнейших родов империи, вместе взятых, потому что ни один из этих отпрысков ни разу не задумался, а во имя чего он тратит время и силы на императора! Никто не задал себе вопроса, а что же такого честного и достойного Максимилиан делает, каким бы из его поступков соратники могли бы гордиться. Впрочем, соратников у него нет и никогда не было — только холуи. Но вам, предвозвестник, разницы не понять — придворные в принципе думать не способны, могут только слепо повиноваться.

— А разве вы не повиновались вашим бутовщицким командирам? — Клемент услышал в своём голосе дрожь. Мгновение помолчал, заставил себя успокоиться и сказал с обычным равнодушием: — Ведь мятежники так гордятся своей партийной дисциплиной.

— Всё верно, — согласился Сайнирк. — Дисциплина и повиновение приказам у нас безупречны. Но прежде чем сказать «Слушаюсь!», я каждый раз оценивал, а соответствует ли приказ идеям и целям партии. И требовал объяснений, если были хоть малейшие сомнения. Позже, когда сам стал приказывать, объяснений начали требовать у меня. И на все вопросы сомневающихся я всегда отвечал подробно и честно, потому что и командир, и приказ должны быть достойны повиновения.

— Бред и ересь, — презрительно фыркнул Клемент. — Не удивительно, что с таким глупейшим подходом к делу ни одна ваша партия так и не добилась успеха.

— Однако вот эти кандалы, предвозвестник, прямое доказательство того, что император нас боится. Его страх свидетельствует о нашей силе. А успех — дело наживное.

— Бред и ересь, — повторил Клемент.

Сайнирк посмотрел на него внимательно, изучающе.

— Да это же теньм! — охнул он в изумлении. — Докатилась Бенолийская империя. Что, во всём Алмазном Городе людей не осталось, если предвозвестником понадобилось делать вот такое… — Сайнирк запнулся, подыскивая определение, — …существо?

Клемент слов арестанта не понял. Не хотел понимать. Теньмами не пренебрегали ещё ни разу. Их все и всегда боялись. Пусть ранг у теньмов самый низший, для всевластных это почти вещь, но вещь смертельно опасная. А тут презренный арестант, лишённый имени и дворянства кандальник, жалкая тварь, ничтожней которой нет никого и ничего в империи, считал теньма мусором. Или он по врождённому скудоумию не понимает, в чьей руке находится его жизнь?

— Ты не боишься умереть? — спросил Клемент.

— Боюсь, — спокойно ответил арестант. — А пыточного кресла боюсь ещё больше, чем смерти. Но мне глубоко безразлично, кто меня туда пристроит — ты, твой хозяин-император или один из тех долбанов-охранников за дверью. Все вы червяки из одной помойки, и цена вам одинаковая.

— Ты мнишь себя выше государя?

— Конечно. И превосходство моё истинно, а не мнимо. Мне было ради чего жить, и есть, ради чего умирать. А вам всем — нет. Вы пустоцветы.

— Я спросил тебя о государе, — зло сказал Клемент.

— А я уже ответил, что всем вам одна цена — бластерный заряд.

Сайнирк не лжёт. Он действительно не видит разницы между государем и его теньмом. Считает их обоих одинаковой грязью, на которую и глянуть-то гадостно.

И в этом Клементу арестанта не переломить. Ни болью, ни лестью не заставить изменить мнение.

Такого теньм не ожидал. Клемент и представить не мог, что такое вообще когда-нибудь произойдёт. Ведь он тень императора, превыше которого в Бенолии нет никого и ничего. Поэтому и Клемент, когда находился подле императора, а тем более — когда являл волю государя его подданным, был высок недосягаемо. А для кандальника Клемент стал куском мусора именно потому, что был теньмом и предвозвестником императора, которого мятежник за людя, достойного уважения, не считал. До сих пор императорского посланца боялись и почитали во имя его хозяина, а теперь из-за него презирали.