Макс Фрай - Тубурская игра

— Сновидцам имена не нужны, — безмятежно ответствовал зеленоглазый. – Впрочем, наяву у меня есть несколько прозвищ – для родни, для чужих людей, для незнакомцев и для учеников. Зови меня Еси Кудеси, а свое имя не говори, оно помешает мне тебя учить.

В другой ситуации я бы непременно кинулся выспрашивать, чем может помешать мое имя. И не следует ли мне тоже обзавестись прозвищами на разные случаи жизни? Но когда выяснилось, что передо мной не кто-нибудь, а «дядюшка Еси Кудеси», тот самый «прекрасный человек», о котором писала королю Кегги Клегги, мне стало не до вопросов. Я еще даже не начал думать, под каким бы предлогом с ним познакомиться, а он сам пришел, сообщив, будто я ему неоднократно «проснился». Бывают же чудесные совпадения! Или это сила моего желания встретить Еси Кудеси оказалась столь велика? Нет, все-таки вряд ли. Прежде ничего подобного не случалось, а то куча народу начала бы вздрагивать при встрече со мной – все, кого я очень хотел заполучить в собеседники, но постеснялся беспокоить наяву.

— Первый урок заключается в том, что спать можно и на ходу, — объявил Еси Кудеси. – Сними-ка тюрбан. И спрячь куда-нибудь подальше, до возвращения домой. Здесь он тебе не понадобится.

Пока я возился с дорожной сумкой, он выбрал из украшавших его голову шапок желтую с синим и зеленым узором. Сказал: «Наклонись» — и нахлобучил ее на меня.

И я, можете себе представить, тут же уснул. Не укладываясь при этом на траву, даже не пошатнувшись. Смутно, сквозь сон почувствовал, как мой учитель взял меня за руку. А потом мы куда-то пошли.

Вот честное слово, если бы я хоть немного подумал головой прежде, чем начинать рассказывать вам историю, выбрал бы какую-нибудь другую! Просто не сообразил заранее, что придется описывать великое множество вещей, для которых в обычном языке и названий-то нет. Впрочем, даже если бы вы в совершенстве владели хохенгроном, мне было бы ненамного легче. Потому что поди объясни то, чего сам практически не понимаешь. А только смутно помнишь, что с тобой это было, вернее, ты весь, целиком, был там – в неназываемом, зыбком, дрожащем, мерцающем, ускользающем, как только откроешь глаза.

С другой стороны, не прерывать же историю на середине. Поэтому придется как-то выкручиваться. Например, сказать вам, что я спал достаточно крепко, чтобы видеть сны. И при этом настолько неглубоко, что ощущал на своей руке легкие прохладные пальцы Еси Кудеси, чувствовал, как он увлекает меня за собой и мои ноги делают шаг за шагом по речному песку, по мягкой траве, по мелким круглым камням.

Снилась мне при этом настолько невероятная чушь, что я, не просыпаясь, думал: «Если это и есть специальный учебный сон, то чему, интересно, он должен меня научить? Просыпаться по собственному желанию – так, что ли? Отличная идея». Но полагал, что проснуться в самом начале первого урока будет как минимум невежливо, поэтому продолжал заниматься полной ерундой: доил желтую корову, норовившую превратиться то в котел, то в цветок, то в пылающий фонарь. Прекратить это безобразие можно было только одним способом: внимательно на нее смотреть и не давать сбить себя с толку, то есть помнить, что передо мной именно корова, как бы она ни выглядела в настоящий момент. Тогда ее первоначальный облик возвращался на место.

Вместо молока в мое ведро струилась лиловая тишина, зато вокруг стоял невероятный гвалт. Люди на площади затеяли дурацкую игру — кто кого перекричит, и каждый выкладывался из последних сил. Их вопли, достигая земли, превращались в разноцветные колеса, которые катались, то и дело сталкиваясь друг с другом, подпрыгивая, переворачиваясь и дребезжа. Все это отвлекало меня от коровы, но я очень старался сосредоточиться на работе, надоить полное ведро лиловой тишины – все-таки самый первый урок, и я не хотел вот так сразу разочаровать своего учителя.

Однако время шло, сон не прекращался; более того, в какой-то момент я заметил, что он, похоже, начался сначала. Лиловая тишина вдруг исчезла из ведра, осталась лишь жалкая лужица на дне. И вот это большое красное колесо уже катилось прямо мне под ноги, и корова в тот момент предприняла очередную попытку стать огромным оранжевым цветком на длинном, в человеческий рост, стебле, а на площади как раз кричали: «У-га-га», — ну точно, так все и было.

И тогда я решительно остановился, сдернул с головы шапку и сказал: «Все, хватит!» Вообще-то удивительный для меня поступок. Я довольно покладистый человек, а уж когда начинаю чему-то учиться, готов переносить любые трудности, особенно поначалу. Вон для Юхры Юккори сутки каменную смесь в котле мешал, практически не разгибаясь; а сколько овощей в свое время перечистил, постигая поварское искусство, вспомнить страшно. И ничего, выдержал как-то. Даже, помню, особо не ныл. А тут вдруг сорвался, на пустом месте практически. Подумаешь – сон про корову. Даже не кошмар.

Но мой учитель выглядел очень довольным.

— Смотри-ка, проснулся! Вот и молодец. Первое правило практикующего: если сон тебе не нравится, просыпайся. Всякий знает, что это легко сказать, да непросто сделать. У тебя получилось. Правда, сновидящему на ходу проснуться гораздо легче, чем пребывающему в покое. Посмотрим, что будет ночью.

— А я думал, надо терпеть, сколько смогу, если уж ты этот сон для меня выбрал, — сказал я. – А то вообще сразу проснулся бы.

— Зачем терпеть-то? – удивился Еси Кудеси. – Ты же не послушанию пришел учиться, а снам. Сновидцу следует быть своевольным. Прости, что сразу не сказал, думал, и так понятно. Хочешь есть?

Я кивнул, решив, что сейчас мы устроим привал и перекусим. Не тут-то было! Мой учитель просто напялил на меня другую шапку – красную с белыми завитушками. И потащил дальше. Сквозь сон я почувствовал, что мы поднимаемся по довольно крутой тропе, но спать это совершенно не мешало.

Теперь мне снилось ярко освещенное, просторное, по тубурским меркам, помещение, в центре которого был накрыт стол. Он буквально ломился от еды, которая выглядела чрезвычайно соблазнительно, однако аппетита у меня не вызывала. Кажется, я забыл сказать одну очень важную штуку: обычно в моих сновидениях нет запахов. Вообще никаких. Люди, я знаю, редко обращают внимание на подобные вещи, и даже я сам только задним числом, проснувшись, вспоминаю, что во сне у меня не было обоняния. И удивляюсь, что это казалось естественным, как будто я был не я, а совсем другой человек, с иным опытом, не привыкший полагаться на нос больше, чем на глаза и уши.

А вот сейчас сразу сообразил, в чем дело. Видимо, потому что спал на ходу совсем неглубоко.

Я остановился, снял шапку. Сказал:

— Вряд ли эта еда, которая мне снилась, съедобная.