Макс Фрай - Тубурская игра

«Ты очень по-дурацки все себе представляешь, — заметил шеф. – Но поступаешь при этом абсолютно правильно. А это гораздо важнее».

Потом он, наверное, все-таки отправился спать. А я пошел завтракать, окрыленный не то собственной смелостью, не то ангельским терпением начальства, не то просто тем фактом, что жизнь прекрасна и продолжается, несмотря на все мои глупые сны.

После столь впечатляющего начала похода я был готов ко всему. В переводе с моего внутреннего языка на человеческий «готов ко всему» означает, что я мечтал, как горы и птицы начнут говорить со мной человеческим языком, солнце не поленится подниматься над горизонтом столько раз в день, сколько мне приспичит полюбоваться рассветом, смерчи перессорятся, оспаривая друг у друга право поднять меня над землей и доставить к месту назначения, все мятежные колдуны старых времен станут творить свои ужасающие дела исключительно в моих сновидениях, а толпы Сонных Наездников в огромных шапках будут подкарауливать меня во всех окрестных трактирах, снедаемые неодолимым желанием немедленно преподать очередной урок хохенгрона и заодно открыть пару дюжин невероятных тайн.

По сравнению с этими мечтами мое настоящее путешествие по Тубурским горам может показаться довольно скучным. При том что стало захватывающим приключением, щедрым на великолепные пейзажи, солнечные дни, счастливые совпадения, мелкие неприятности, обильные завтраки, добрые знакомства и новые знания — как же без них.

Я карабкался по крутым горным тропам и шел через благоухающие травами долины, ночевал в крошечных селениях, пастушьих хижинах, заброшенных амбарах и гнездах гигантских птиц, грыз с голодухи сухие прошлогодние ягоды и бессовестно объедался на устроенных в мою честь пирах, раздавал подарки и принимал добрые советы; несколько раз прятался от лютых весенних ливней в пещерах для сновидений, а однажды – в древесном дупле, которое, хвала Магистрам, оказалось достаточно велико.

В гостеприимном селении Ойгри мне пришлось вспомнить уроки, полученные когда-то у скульптора Юхры Юккори, и отважно возглавить строительство площадки для детских игр, которая, благодаря моим стараниям, украсилась воистину чудовищными химерами; впрочем, дети остались довольны, а это главное.

В крошечном городке Тойли Йойли, состоящем всего из двух деревенек, мне посчастливилось стать гостем на свадьбе стариков, которые любили друг друга всю жизнь, но никак не могли не то что пожениться, а даже сговориться о первом свидании, поскольку мужчина предпочитал спать ночью, его подруга – днем, и оба слишком высоко ценили свою способность видеть сны, чтобы отказаться от нее ради семейного счастья. Их воссоединению способствовала, как я понимаю, старческая бессонница, и видели бы вы, как ликовали эти молодожены, подсчитывая, сколько часов в день смогут теперь проводить вместе.

На южном склоне горы Хейк я стал свидетелем ритуальной пляски Лесных Каменщиков, о которых прежде даже краем уха не слышал. И видел, как в финале их танца деревья расступились, волоча за собой вытащенные из земли корни – освободили людям немного места под строительство, сколько смогли. Тогда-то я понял, почему тубурские горцы ставят свои дома практически впритык – сколько ни колдуй, а дереву трудно уходить далеко от того места, где оно выросло. Совсем бессердечным человеком надо быть, чтобы гонять их на большие расстояния. А бессердечные люди в этих горах, похоже, вовсе не рождаются. Ужасно интересно – почему так?

На западном склоне горы Айроган мне посчастливилось слышать весеннее пение бабочек – а ведь всю жизнь считал выражение «когда бабочки запоют» обычным фразеологическим оборотом, означающим «разве что чудом».

На краю долины Вайесс в мой рукав забрался юный северный ветер. То ли он попал в беду, то ли просто устал настолько, что уже не мог ни дуть, ни лететь. И пришлось мне нести его с собой, мирясь с почти непрерывным пронзительным свистом, постоянной щекоткой и ледяным холодом, от которого немела рука, целых три дня, пока нас не догнал другой ветер – такой же холодный, зато веселый и полный сил – и забрал малыша с собой. Двумя днями позже, когда я в очередной раз устроился на ночлег в пещере для сновидений, мне приснилось, что ветры пришли меня благодарить, но постеснялись будить — в точности как я сам в начале путешествия. Потоптались на пороге, случайно сдули вниз, на землю, мой тюрбан, окончательно смутились и улетели. Оставалось надеяться, что их, в отличие от меня, некому распекать за излишнюю деликатность.

Но я чересчур увлекся приятными воспоминаниями. Пора взять себя в руки и остановиться, пока сам не забыл, о чем, собственно, собирался рассказать.

Спустя две с лишним дюжины дней с момента моего прибытия в Чирухту я сидел на берегу реки Аккар, узкой, как ручей, и слишком горячей, чтобы лезть купаться. О чем, конечно, сожалел. Но не слишком. Я вообще быстро привыкаю к тем обстоятельствам путешествия, которые принято считать неудобствами. Нет возможности регулярно мыться, бриться, переодеваться ко сну и пить свежую камру по утрам – и не надо, дома наверстаю. Невелика плата за счастье везде побывать.

Из четырех дюжин моих самопишущих табличек к этому времени были заполнены уже почти три – и все по делу, ничего лишнего. Я был в неописуемом восторге от этого факта, но понемногу начинал опасаться, что в конце концов мне не хватит места для записей и придется переходить на бумагу. От руки я пробовал писать всего пару раз в жизни и, по правде сказать, не преуспел. И не жаждал повторить этот опыт.

Но в тот момент, сидя на берегу горячей реки Аккар, я не беспокоился о табличках. И вообще ни о чем. Был безмятежен, как цветущий весенний куст, которому предстоит еще куча дел, одни только хлопоты с грядущим урожаем ягод чего стоят, но прямо сейчас этим заниматься не надо – вот и славно.

До городка Вэс Уэс Мэс, где потерялась леди Кегги Клегги, мне оставалось примерно два дня пути. Достаточно мало, чтобы предвкушать скорое достижение цели, достаточно много, чтобы не думать, как я буду выкручиваться потом. Да и что толку заранее гадать? Дойду, выспрошу, кто из учителей снов сейчас готов взять ученика, уговорю кого-нибудь из них со мной возиться, попутно перезнакомлюсь с кучей народу, осмотрюсь, начну задавать вопросы, получу какие-то ответы – вот тогда и поглядим, что делать дальше.

Я учуял запах приближающегося человека – пряная зелень, прошлогодние сухие травы, недавно выстиранная с горьким деревенским мылом шерсть, жженый сахар, дым, свежее молоко — задолго до того, как он ко мне подошел. Поэтому не вздрогнул, когда на мое плечо легла легкая, как тряпичный лоскут, рука. Впрочем, даже не будь у меня чуткого носа, все равно я вряд ли стал бы пугаться. Неприятные неожиданности в горах Чирухты порой случаются, но там как-то быстро отвыкаешь от мысли, что их причиной может стать человек. Некоторые наши купцы, говорят, так расслабляются, странствуя по Тубуру, что дома потом предложению грабителя отдать кошелек смеются, как хорошей шутке. Кстати, еще и поэтому многие предпочитают возвращаться через Изамон – один день в Цакайсысе самого благодушного путешественника быстро отрезвит, хочет он того или нет.