Сергей Никшич - Соседи

Но тут возле подпорченного дождями дорожного знака, который то ли позволял въезд в село грузовиков, то ли, наоборот, его запрещал и возле которого они должны были расстаться, они вдруг услышали в небе странный шорох – словно огромная птица изо всех сил била крыльями прямо у них над головой. Они задрали головы в ночное небо, но тут кто-то шлепнулся о землю метрах в пяти от оцепеневшей от холода и страха парочки, и Тоскливец с Павликом с ужасом увидели, что совсем неподалеку от них появилась гигантская крыса метра в два ростом. Не успели они переглянуться между собой, как крыса превратилась в соседа, который сплюнул, растер плевок грубым ботинком и, выругавшись, зашагал по улице, заглядывая в каждое окно в надежде, как подумалось Тоскливцу и Павлику, что-нибудь слямзить или, по крайней мере, полюбоваться хорошенькой девушкой. Надо заметить, что соседями горенчане называли жителей поселка городского типа Удавлюсь-За-Грош (в просторечье пгт УЗГ), который, по мнению стариков, находился километрах в пяти от Горенки. Впрочем, следует заметить, что само местонахождение пгт УЗГ было окутано непроницаемой тайной. Никто из горенчан в нем не бывал, и многие утверждали, что такого населенного пункта вообще не существует. Некоторые старожилы склонялись к тому, что пгт УЗГ и Упыревка (деревня, из которой в Горенку попадала всякая нечисть и которая блуждала и перемещалась по лесу как «Летучий Голландец» по океанским просторам) – это одно и то же. В селе поговаривали, что иногда на эти селения натыкались в лесу случайные путники. Обитатели пгт УЗГ обличностью, как правило, напоминали только что выкорчеванный пень, а их женщины, к огорчению удавлюсьзагрошевцев, совсем немногим отличались от мужчин и при этом разговаривали хриплыми, грубыми и визгливыми голосами, которые никоим образом не напоминали певучие, мелодичные голоса горенковских девчат, еще не сорвавших их при выяснении отношений со своими сужеными. Соседей горенчане опасались, потому как свято верили, что те наводят какую-то еще непонятую наукой порчу, и поэтому при виде соседа норовили тут же перейти на другую сторону улицы, крестились, сплевывали через левое плечо и спешили понадежнее закрыть за собой калитку или дверь и никогда вслед соседям не оборачивались. Свои дома под дачи горенчане соседям не сдавали, потому что в Горенке бытовало поверье, что стоит пустить соседа в дом, как никакая крестная сила не позволит от него избавиться и он выгонит хозяина и останется в нем навсегда. Правда это или нет, кто знает… Но дыма без огня не бывает, и загадочные соседи наводили на горенчан тихий ужас своими неизменно бойкими ужимками и повадками. При этом удавлюсьзагрошевцы никакими комплексами не страдали и, более того, верили, что один их вид должен сразу же вызывать у всех любовь и восхищение, и поэтому они искренне, от души обижались, когда их появление в Горенке сопровождалось аккомпанементом тщательно запираемых дверей. Но то, что они на самом деле крысы, никому известно не было. Обычно не очень-то впечатлительные Тоскливец и Павлик были просто ошарашены тем, что увидели, и каждый лихорадочно теперь соображал, как это можно использовать себе на пользу, опасаясь, что его могут опередить.

Они быстро распрощались, недоверчиво поглядывая друг на друга, и разошлись.

Тоскливец вдруг почувствовал, что замерзает, и чтобы не умереть, а умирать сейчас ему было совершенно невыгодно, потому что помолодевшая Клара, хотя они и были в разводе, но жила у него и, кроме того, у него в заначке было достаточно денег, чтобы не спеша тратить их на мелкие радости, такие как присыпанные маком бублики, утепленные стельки и вчерашние газеты (новость, она и есть новость, когда о ней не прочитай, – философски размышлял Тоскливец), бросился бежать, что ему было совершенно несвойственно, потому что он все делал медленно, чтобы не тратить понапрасну жизненную энергию и лишние деньги на еду. Когда он, запыхавшись и раскрасневшись, что с ним давненько уже не случалось, ворвался к себе домой, то оказалось, что Клара не одна – на кровати возле нее сидел здоровенный сосед и сосредоточенно обнимал ее за талию. Увидев Тоскливца, сосед насупился и превратился в крысу, правда, не двухметровую, а обыкновенную, куда-то юркнул и был таков, а Клара, как это водится у женщин, завизжала с перепугу и для самозащиты:

– Таскаешься по ночам черт знает где (это уж точно – подумал Тоскливец), а меня тут атакует прямо в собственном доме при запертых дверях…

Но тут ее благородный носик учуял нечто совершенно неудобоваримое.

– Ты что баттерфляем, придурок, в общественном нужнике плавал? А ну вон из дому, а то провоняешь его насквозь, невозможно спать будет, да одежду всю сними и зарой ее на огороде, может быть, хоть для удобрений сойдет… А я пока воды согрею.

Тоскливец затоскливел, но понимая, что Клара права, ретировался на огород и, оглядываясь по сторонам, разделся, надеясь в глубине души, что никто его не увидит. Но надеялся он зря, потому что Гапка совершала ночной променад, потому как бессонница совершенно ее доконала, и она решила продышаться свежим воздухом. Увидев, что ее бывший дружок разделся на собственном огороде догола, а затем зарыл одежду в землю, Гапка испуганно подумала: «Слава тебе Господи, что я у него не осталась, он, видать, до того дошел, что его овощи возбуждают! Ненормальный!». Впрочем, Гапка тут же припомнила, что ни одного по-настоящему нормального мужчины в своей жизни не встречала, и зря она по своей наивности не записывала все то, что они ей говорили, – книга получилась бы такая, что ее, Гапку, прославила бы на весь мир.

Голый Тоскливец тем временем побежал обратно в дом и был впущен, и Клара действительно нагрела ему воды, и ему удалось наконец отмыться, хотя он и израсходовал при этом такое количество шампуня, которого обычно хватало ему на год. Правда, мылся он под нескончаемый монолог, который отчасти был ему уже знаком, а отчасти содержал в себе некоторые признаки новизны: Тоскливец узнал про себя, что те черви, которые заводятся в общественных туалетах, – его родня, а дерьмо – его стихия, и пусть бы он там себе и плавал и не тревожил ее, Клару, которой ни одной ночи поспать спокойно не удается – то Тоскливец со всякими глупостями, то сосед у них завелся, и теперь она и ночью будет вынуждена держать ухо востро вместо того, чтобы расслабиться и отдыхать, потому что в темноте она может перепутать Тоскливца с соседом, и что тогда? Срам да и только. Тоскливец, однако, прислушивался к тому, что она говорила, не в большей степени, чем, скажем, к откровениям капель в шумном фонтане, и, сомлев от тепла, сладко заснул возле горячей, как печь, Клары, которая все рассказывала ему что-то, и ему даже стало казаться, что у нее отказала тормозная система, но наконец Клара выговорилась и в доме наступила благословенная тишина, которую нарушал только храп Тоскливца да возня соседа где-то в норе.