Валерия Вербинина - Зеркало неба и земли

– Это дочь наша Эссилт, – сказал король, и гордость, прозвучавшая в его голосе, показалась Тристану неуместной, но тем не менее он все же поклонился. Эссилт некоторое время безразлично смотрела на него, потом отвела глаза; не скроем, Тристана это задело, и он решил, что не будет искать ее общества.

Тристан поселился в королевском дворце; почти ежедневно он видел короля и королеву Одоверу. Они обращались с ним как с умудренным опытом мужем, каким он и был для них, судя по внешности; сам же Тристан нередко забывал о ней и совершал поступки, мало приличествующие его облику. Однажды на глазах у всего двора он укротил дикого жеребца, вызвав тем самым всеобщее восхищение и неизменную спутницу его – черную зависть.

Поступком этим, столь же отчаянным, сколь и бессмысленным, он снискал себе друга в лице Аэльрота, пасынка короля. Одовера ведь приходилась королю Ирландии второй женой; от первого брака у нее оставался сын, и теперь, когда Морхольт и его старший брат погибли, престол прочили именно Аэльроту. Все, кроме отчима, любили его; трудно было не любить этого красивого, беспечного малого с открытым лицом и веселым нравом. Вскоре Тристан узнал и другую сторону его души: при всем кажущемся простосердечии у Аэльрота случались приступы звериной жестокости, и в такие моменты он мог, не глядя, разрубить надвое мечом конюшего, если тот плохо ухаживал за его любимым конем. Аэльрот знал за собой этот недостаток и больше всех мучился из-за него, но никакие увещевания на него не действовали, и в следующий раз он снова с легкостью впадал в безудержную ярость, если к тому представлялся удобный случай.

Поговаривали, что предполагаемый наследник одержим злым духом, который и толкает его на дикие и несообразные его положению поступки, и, может быть, это и было причиной нелюбви к нему со стороны ирландского короля. Много раз тот, разгневавшись на пасынка из-за очередной выходки, прогонял его с глаз долой; Аэльрот подчинялся и исчезал надолго, но проходило время, и рыбаки могли видеть его, скачущего вдоль полосы прибоя обратно во дворец на вороном коне: длинные светлые волосы развеваются по ветру, шпоры кровавят бока разгоряченного животного, мчащегося из последних сил. Аэльроту прощали слишком многое, в том числе и то, что не простили бы никому другому; все сходило ему с рук, и король Ирландии, побежденный уговорами своей супруги, принимал его, как и прежде.

Вскоре прошел слух, что дракон вновь объявился в горах, и король сам вызвал Аэльрота, ибо надо было решать, что делать дальше. Ведь Морхольт не только не привез обещанной дани, но и себя не смог уберечь: сразил его на далекой корнуолльской земле какой-то заговоренный колдун, о котором в здешних краях неизменно вспоминали с проклятием; но Тристан уже научился спокойно выслушивать такие вещи и даже поддакивал собеседникам, забавляясь от души.

– Дракон грозит нас всех сжечь огнем, – сказал король ирландский.

Тристан не утерпел, открыл было рот, чтобы предложить сразиться с чудовищем, но его опередил Аэльрот:

– Я пойду к нему.

Король изумленно воззрился на него:

– Зачем? Что ты можешь сделать?

– Слушайте меня: я все обдумал. Я выманю его на равнину и убью; и пусть поразят меня великие боги, если я не сделаю этого.

Королева Одовера в отчаянии всплеснула руками и обратила на мужа умоляющий взор. Король колебался: он никогда не любил Аэльрота и все же не мог позволить ему пойти на верную гибель.

– Мой сын Бодуэн тоже думал так, но… – начал король.

Аэльрот засмеялся и беспечно встряхнул волосами:

– Что мне до того? Я еду не искать легкой смерти. Я убью дракона и освобожу наш край, и тогда… тогда посмотрим.

Если раньше король еще сомневался, то после этих вызывающих слов он готов был дать свое согласие. Королева громко заплакала, умоляя сына отказаться от этого опасного предприятия, но Аэльрот, как всегда, твердо стоял на своем и не желал слушать никаких уговоров. Он вышел, объявив во всеуслышание, что отправляется завтра же. Тристан, не утерпев, нагнал его.

– Я поеду с тобой, – сказал витязь, положив руку Аэльроту на плечо.

Тот молча уклонился.

– Почтенный Друстан, благодарю за намерение, но мне не нужны сопровождающие.

Насмешка, прозвучавшая в его голосе, вывела Тристана из себя; он заявил, что не пустит Аэльрота одного сражаться с чудовищем.

– Ах, вот как? – молвил Аэльрот. Жесткое выражение, проступившее на его лице, испугало Тристана, но Аэльрот только коротко толкнул его в грудь и ушел, не оборачиваясь. Если бы Тристан не чувствовал к нему искренней привязанности, кто знает – быть может, и в этом немолодом теле, которое он носил, достало бы сил, чтобы разорвать королевского пасынка на части.

Подняв глаза, Тристан увидел принцессу Эссилт. Ему стало досадно и неловко. С того момента, как он очутился во дворце ирландского короля, Эссилт дичилась его и избегала как могла. Ее враждебность была ему непонятна, но вскоре он привык платить ей той же монетой.

– Я слышала, как вы предлагали Аэльроту свою помощь, – сказала Эссилт.

– Да, – сказал Тристан, думая только о том, как бы поскорее уйти.

Эссилт, однако, удержала его.

– Это очень смелый поступок, Друстан. Скажите…

Слова явно давались ей с трудом. Тристан терпеливо ждал.

– Скажите, на вашей родине все такие смелые, как вы?

Тристан передернул плечами. Спрашивала ли она просто так или в ее словах скрывался какой-то намек?

– Я не знаю, – ответил он; и, пожалуй, это было почти правдой.

Эссилт молчала, глядя на него своими огромными зелеными глазами.

– Странно, – сказала она, – иногда мне кажется, что вы не тот, за кого себя выдаете. Вы больше похожи на воина, чем на купца.

Тристан мысленно выругался и, пробормотав нечто нечленораздельное, удалился.

Наутро Аэльрот сел на коня и поскакал в горы; королева, его мать, в горе заперлась в своих покоях, не желая никого видеть. Тристан знал, по какой дороге отправился его друг, и незаметно поехал за ним следом. Он не мог допустить гибели Аэльрота; вся кровь его вскипала при мысли об этом. Конь шел ровным шагом, где-то впереди маячил силуэт юноши в доспехах. Неожиданно конь под Тристаном захрипел и взвился на дыбы; посреди дороги выросла костлявая женская фигура, в которой Тристан без труда признал ведьму. Она захохотала и погрозила ему посохом, который держала в руке.

– Куда спешишь, Тристан?

Конь, увлекаемый неведомой силой, рухнул набок, придавив ногу всадника. Вне себя от гнева, Тристан выхватил меч, и тотчас страшная, почти забытая им боль охватила все его тело. Ведьма стояла прямо над ним, в ее глазах, сверкавших сквозь спутанные седые космы, он читал дикое торжество.