Эль-Джазаир должен быть разрушен - Анна Владиславовна Михалевская
Грудь жгло огнём. Кора закашлялась — рот наполнился солёным, липким, по подбородку потекли тёплые струйки. Теперь некуда спешить. Она сделала, что могла. Нарисовала Гару победу, и он выиграл.
Вспышка боли судорогой прошила тело. Перед глазами мелькали картинки прошлого. Осада, походы, Гар, Бреда. Набережная, мёртвая птица в руках. И сотни живых — нарисованных на корке снега. Тогда она верила, что сможет побороть смерть. Но ничего не вышло.
Она должна попробовать ещё раз. Последний.
Кора с трудом разлепила глаза, нащупала рукой землю, провела пальцем в пыли. Дрожащий силуэт летел в небо. Она дёрнулась и провалилась в темноту.
* * *
Крики, топот конских копыт, лязг сабель. Если она умерла, то мир мёртвых мало чем отличался от побоища Эль-Джазаира. Кора сжалась, ожидая новый спазм боли, но боли не было. Только что-то щекотало руку.
Она подняла отяжелевшие веки — на ладони переступала лапками и приветливо чирикала синичка. Живая, настоящая! Кора улыбнулась и, стараясь не спугнуть птицу, приподнялась на локте. Свободной рукой провела по груди — ни раны, ни крови, ни прострела на фараджи. Перевела взгляд на синичку. Та засуетилась, вспорхнула и взмыла в небо.
Её смерть превратилась в птицу!
Кора стряхнула пыль с одежды, огляделась. Гар, наверное, уже рядом с султанским дворцом. Может, она успеет его остановить. Не ради других, ради него самого. За ненависть не уцепишься — там пустота. Но можно держаться за то, что любишь.
Земля под ногами дрогнула. Улицы расплылись, пошли мелкой рябью. Белые стены трескались, под ними проступила разноцветная краска. Эль-Джазаир лихорадило.
Крепость в крепости — султанский дворец — сдавал позиции. Отряд Гара лавой втекал в открытые ворота. Мелькнул чёрный плюмаж — Гар, яростно отбрасывая с пути берберов, спешил за головой султана. Он не уйдёт с пустыми руками или не уйдёт вообще.
Мир снова пошёл рябью. Дворец треснул, кладка лопнула и медленно сползла, как старая шкура. Похожий на блин купол дёрнулся, вытянулся вверх. Осыпались крошкой стены дворцовой крепости.
— Гар! — Кора побежала вперёд, рискуя снова схлопотать пулю или попасть под чью-то скорую саблю.
— Гар! Гар!
Она кричала до хрипоты, пока не сорвала голос. Знала, что бесполезно, но не могла остановиться. Конечно, он её не слышит. И она ничего уже не перерисует. Слишком много вложено силы в первый порыв. Это не повернуть вспять.
Кора ошалело бродила по улицам. Она потеряла Гара. Лишилась единственного близкого человека, за которого была готова умереть. И умерла. Он сам захотел принести её в жертву. Жертву своей ненависти. Кора прислушалась к себе. Не было страха. Не было горя. Может, она слишком устала для этого. А может, прошла свою дорогу до конца.
Постепенно стычки прекратились — на тех местах, где шли схватки, земля пузырилась буграми, из неё росли мощёные улицы, дома с черепичными крышами, пёстрые клумбы. Солдаты — каждый на своём языке — всё чаще вспоминали Всевышнего. Но он здесь был ни при чём.
Пираты отступали — бежали к морю. Вряд ли берберам удастся далеко уйти — корабли Гара блокировали гавань, перекрыли все лазейки.
Когда отряд Акосты вошёл в город, мародёрство закончилось. Обезумевших от вседозволенности первых захватчиков быстро усмирили свои же. Мирное население оставили в покое. И люди забились по чужим домам и подворотням, боясь сделать лишний шаг.
У Коры перед носом на взмыленном коне проскакал похожий на Иво всадник, что-то выкрикнул, но возглас потонул в шуме перестрелки.
Она спряталась в переулке рядом с площадью. Вжавшись спиной в чью-то дверь, Кора смотрела на дворец. Когда старая шкура сошла, и камни осыпались в пыль, никого не осталось. Гар вместе с самыми отчаянными солдатами канул в пустоту. Ту, которая всегда стоит за ненавистью.
Гарион де Варр победил город. Победил свои слабости. Победил самого себя.
Кора стянула через голову фараджи — сразу стало легче дышать, бросила ненужную маскировку под дверь.
Опустевшая было площадь наполнилась людьми. Свои, чужие — блестящие шлемы, шляпы, тюрбаны — всё вперемешку.
Она пробралась через толпу, остановилась на кромке булыжной мостовой, не веря глазам уставилась на ратушу. Посреди красной пыли, палящего солнца и белых кубиков чужих домов вырос её родной город!
— Я тоже скучал по Бреде.
Кора вздрогнула, оглянулась.
Непривычно серьёзный Акоста внимательно изучал площадь, задрал голову — посмотрел на часы.
— Думал, больше тебя не увижу, — он бросил быстрый взгляд на Кору.
Она вдруг поняла, что глаза у него совсем тёмные. Не серые, не зелёные — карие.
— Я всегда так думаю. И каждый раз ошибаюсь, — добавил Иво и неожиданно покраснел.
И Кора вспомнила. Белобрысый мальчишка в базарной толчее. Парень, поднявший её в толпе пленных. Белый зигзаг шрама от берберской плети на шее Иво. Её имя, заглушённое шумом перестрелки. И эти глаза, которые ей никак не давались. Сколько же она угольков извела, пытаясь нарисовать взгляд Иво на плоском камне у реки!
Губы Коры сами собой растянулись в улыбку. Наверное, сейчас она выглядит так же нелепо, как вечно весёлый без причины капитан Акоста. Но Иво поймёт. А остальное — неважно.
Иво протянул ей руку, и они вместе ступили на базарную площадь.
Большая стрелка указала в небо, часы гулко ударили, и фигурки начали свой танец.
Примечания
1
Ф. Петрарка «Книга песен».
