Алексей Егоров - Вор Города. Ренегат

Вор буквально видел смеющегося старика-аббата.

"Ну-ну, посмотрим еще, кто кого" — подумал Галент.

На освещение коридора, который вел к личным покоям аббата, не скупились, безопасность была важнее. Никаких ниш, прикрытых оконных проемов, никакого укрытия. Отлично простреливаемый коридор и два тяжеловесных монаха-охранника в конце.

У Галента имелось кое-что для них.

Что последовало дальше, вполне можно догадаться. Вор отлично умел пользоваться метательными ножами, неплохо натренировался за годы службы в инквизиторском отделе Церкви. Оба ножа попали точно в цели, они поразили открытые шеи телохранителей. Монахи-телохранители схватились за шеи, но не могли остановить хлещущую из ран кровь. Они так и умерли, тихо свалившись на пол. Крови было много, но она впитывалась в ковер, который также скрадывал и звуки.

Галент не таясь направился к массивной двери аббатской кельи, по пути вытащив из трупов свои ножи. По обе стороны двери свисали ало-золотые гобелены, Галент вытер кровь об один. Кровь прекрасно сочеталась с алой тканью. Украшенная резьбой дверь, словно врата в иной мир, и два стража охранника — Галент видел в этом нечто завлекательное, как первый шаг в будущее. Даже побег мерк перед моментом ало-золотой смерти. Ведь аббат был так же обречен умереть от рук отступника, умереть в своей бархатной постели, среди золота и роскоши. Галент не колебался, пусть он и пришел как вор, но уйдет как убийца, как мститель.

В нем пела ярость, старая ненависть, кровоточащая все сильнее с каждым шагом к этой проклятой двери.

Галента хлестали плетьми за этой дверь, аббат был любителем наказаний и лично карал провинившихся, пока старость не лишила его сил. Но все равно наказуемых приводили на экзекуцию именно сюда, потому что старик не мог спускаться в подвалы — холодные и сырые коридоры.

С каждым шагом в воре оживали воспоминания, с него слетала шелуха холодности. Можно сказать, что он молодел, прошлое заняло место настоящего. Галента захватил ураган чувств, он готов был остаться в своем прошлом навсегда, наслаждаться болью еще целую вечность. Но когда вор прикоснулся к холодной бронзе дверной ручки, волна ненависти схлынула. Он снова обрел контроль над собой, обуздал чувства.

Холодность воцарилась в его сердце, потому что только так должно нести смерть.

Галент открыл дверь и вошел в личные покои аббата.

Комната не изменилась с последнего раза, когда Галента приводили сюда. Посреди располагалась импровизированная апсида, за которой стоял аббат во время экзекуции и читал священную книгу. Перед ней стояло несколько лавок — отец был любителем коллективных наказаний, считая, что обоюдный стыд отвратит наказуемых от будущих грехов. Очевидно, его логика была ошибочной, потому что на Галента он повлиять не смог.

От лавок слегка пахло кровью и плесенью, их тщательно мыли, конечно, но некоторых послушников тут забивали до смерти. Кровь пропитывала дерево.

Галент притворил за собой дверь и огляделся. Он лишь слегка мазнул взглядом по ложам наказания, вид которых уже не вызывал панических мыслей. Спокойствие и холодность могли бы удивить вора, не сконцентрируйся он на задаче.

Из комнаты, где аббат принимал нерадивых детей, имелся только один вход в личные покои отца монастыря. Дверь была закрыта, так что смерть охранников аббат не мог услышать. Он хоть и старик, которого изводили боли в мочевом пузыре, но спал крепко. Другой на его месте мучался бы кошмарами, но в церковную верхушку брали только нелюдей, способных смотреть на мучения других, а потом идти обедать и лапать прихожанок.

Галент подумал, что стоит затащить убитых сюда, чтобы они не маячили на самом свету, но потом передумал. Крови, вытекшей из перебитых артерий, было так много, что не заметить ее невозможно. А вот закрыть дверь изнутри вполне можно было. Галент задвинул засов, затем подумав, припер дверь одной из лавок. Вот пусть теперь попробуют выломать ее. Он не собирался разговаривать с аббатом, насмехаясь над ним, выводить кровавые узоры своим ножом, нет, это не требовалось. Просто в личных покоях наставника можно было хорошо поживиться — святые символы, ценность которых не оставляла сомнения, часть монастырской казны и, конечно, письма и записи.

Обойдя прихожую, Галент приблизился к двери в апартаменты монастырского мучителя. Приложив ухо, он пытался расслышать какие-нибудь звуки по ту сторону, но или аббат крепко спал, или ждал гостя. Галент вошел бы через эту дверь, но знал путь чуть получше.

Аббат жил в дальнем крыле монастыря практически под самой крышей, так что потолочные балки в комнатах ничем не прикрывались. Стоило только взобраться на них, чтобы проскочить дальше. Что Галент и сделал. Взобравшись на кафедру, которая зашаталась под его ногами, Галент дотянулся до балки и влез наверх. С высоты он по-новому обозревал место преступления и чувствовал себя более уверенно.

Согнувшись, Галент прополз сквозь отверстия в стенах сначала в кабинет аббата, а затем и в его спальню. Старик преспокойно спал и не догадывался о том, что этот сон станет для него последним. Одинокая свеча уже догорала, но давала достаточно света, чтобы Галент мог сориентироваться.

Осмотревшись, вор выбрал место, где можно было бесшумно спуститься. Спальня аббата хорошо отапливалась, на стенах висели массивные драпировки с изображением святых символов, ковры с крупным ворсом — идеальная для работы обстановка. Она должна была удерживать тепло в каменных гробницах монастыря, но теперь играла против хозяина комнаты.

Галент спрыгнул на пол, ковер отлично поглотил звук. Он мог бы сказать что-нибудь вроде: "ковер с толстым ворсом — это выбор воров Города!", но ограничился лишь ехидной усмешкой. Дыхание спящего не изменилось, и, подобравшись ближе, вор хладнокровно лишил старика жизни. Он вонзил свой клинок ему прямо в сердце сквозь толстое одеяло, попал острием точно между ребер, хотя света не хватало. Только ненависть могла столь точно направить руку Галента. Аббат дернулся, попытался подняться и позвать на помощь, но Галент крепко зажимал ему рот и придавил к подушке. Мгновение спустя старик умер, вор расслабился и брезгливо обтер клинок об одеяло. Крови было много, но выглядела она неестественно. Скорее это было темное пятно, пахнущее железом и солью — так пах Город.

Аббат закончил свой жизненный цикл, символично воссоединившись с отцом-Городом.

— У этих эльфов действительно своеобразная философия, — проговорил Галент, припомнив железный храм золотого бога. — Ладно, за дело.

Взяв свечу, Галент принялся обыскивать сначала спальню, а потом и кабинет монастырского начальника. Его добычей стали десяток сундучков и кожаных мешочков с монетами, несколько горстей дорогих украшений, святые символы — золото, серебро, поделочные камни и тому подобное — аббат не слишком скрывал свое добро. Он же не мог предположить, что его лишат жизни именно в этот момент, именно в эту ночь. Старик не озаботился тем, чтобы отослать накопленное золотишко семье. Аббат хоть и был главой монастыря, все же имел право жениться и всовывать свой отросток в женщину официально. Архиепископ даровал ему это право за особые заслуги. Теперь же семья погибшего останется ни с чем, они вынуждены будут затянуть пояса и перейти с говядины на свинину.