Робин Хобб - Лесной маг

Тропа снова резко свернула, и нашим лошадям пришлось непросто, но затем земля неожиданно сделалась ровной. Мы добрались до длинного, узкого уступа на скале. Как только мы с Дюрилом убрались с его дороги, мальчик молча развернул талди и направился назад по тропе. Перед нами стояла залатанная палатка, рядом с которой была сложена аккуратная поленница. Почерневший чайник висел на треноге над маленьким бездымным костром. Я почуял запах варящегося кролика. Девара стоял и смотрел на нас без следа удивления на лице. Он давно нас увидел. Подобраться к его убежищу незаметно было нельзя.

Сильный, жесткий воин, которого я знал, исчез, Девара очень изменился. Его одежда была мятой, поношенной и пропыленной. Выцветшая рубаха с длинными рукавами едва прикрывала бедра, вместо ремня он использовал простой кусок кожи. Коричневые штаны выгорели почти добела на коленях и обтрепались понизу. Его «лебединая шея» висела на боку, но ножны из волос запачкались и истерлись. Сам он заметно постарел. Прошло четыре года с тех пор, как я видел его в последний раз, а по нему казалось, будто все двадцать. Его серые глаза, некогда пронзительные, начали туманиться, он сутулился. А еще отпустил волосы, свисавшие на плечи тонкими желтоватыми прядями. Он облизнул губы, позволив нам увидеть подпиленные зубы. Однако когда он приветствовал меня, я не заметил в нем страха.

— Так-так. Сын солдата. Ты ко мне вернулся. Может, хочешь еще зарубку на ухо?

Бравада Девара меня не обманула, даже его голос постарел, а горечь в нем меня удивила.

Сержант Дюрил так и не спешился и молчал. Он явно уступил право говорить мне, но я не знал, что мне сказать или сделать. Старый воин кидона казался маленьким и каким-то усохшим. Я запоздало вспомнил, что еще при нашем знакомстве он был ниже меня ростом, а я с тех пор еще вырос. Но такими были мои настоящие» впечатления о нем. В куда более ярких воспоминаниях-снах он возвышался надо мной, у него была ястребиная голова и руки, покрытые перьями. Я попытался совместить этот образ с видом сморщенного старика, стоящего передо мной. Думаю, именно удивление не позволило мне испытать какие-то другие чувства.

Я спешился и подошел к нему. Сержант Дюрил последовал за мной. Он встал у меня за плечом, предоставляя мне самому вести это сражение, когда я остановился.

Девара пришлось поднять голову, чтобы взглянуть мне в лицо. Хорошо.

— Я хочу знать, что ты со мной сделал, Девара, — сурово потребовал я, глядя на него сверху вниз. — Скажи мне прямо сейчас, без загадок и зубоскальства. Что случилось со мной той ночью, когда ты сказал, что превратишь меня в кидона?

Джиндобе легко всплывал в памяти, мне казалось, будто я вернулся в прошлое, чтобы бросить вызов человеку, который оскорблял меня, потом сблизился со мной и наконец чуть не убил.

Он ухмыльнулся, и влажные от слюны зубы блеснули на солнце.

— Ты только посмотри на себя, толстяк. Такой смелый. Такой большой. И все еще ничего не знающий. И по-прежнему мечтающий стать кидона, а?

Я навис над ним, словно скала, я был выше и мощнее его, но он меня не боялся. Я призвал на помощь все презрение, которое испытывал.

— Если ты кидона, тогда я не хочу быть кидона. — Я постарался вспомнить все, что знал о его народе, чтобы мои оскорбления уязвили его. — Взгляни на себя. Ты беден! Я не вижу здесь ни женщины, ни талди, нет даже запасов копченого мяса. Боги презирают тебя.

Я видел, что мои слова ударили его, точно метко пущенные камни, на мгновение во мне зашевелился стыд из-за того, что я нападаю на человека в столь жалком положении, но я его сдержал. Он не был побежден. Если я хочу получить от него ответы, я должен сначала одержать над ним верх. Из далеких глубин своей души, где еще жила отвага, он выудил усмешку.

— Однако я все еще кидона, — возразил он. — А ты… ты по-прежнему ее игрушка. Посмотри на себя, ты распух от ее магии, как больной палец от гноя. Толстая старуха взяла тебя и сделала своей куклой.

Его слова укололи меня, и я ответил не задумываясь:

— Ее куклой? Ее игрушкой? Не думаю. Я сделал то, что не смог сделать ты. Я прошел по мосту и с помощью магии железа моего народа вспорол ей живот. Я ее победил, старик. То, чего ты не смог добиться, даже используя меня как орудие, я совершил один. — Я принял позу, которую помнил с тех времен, что мы провели вместе, — выпятил грудь и высоко поднял голову, как всегда поступал он, когда хотел показать, насколько превосходит меня. — Я всегда был сильнее тебя, Девара. Даже когда я лежал перед тобой без сознания, ты не осмелился меня убить.

Я наблюдал за ним, пытаясь оценить его слабости в нашем поединке хвастовства. На западе в пурпурном и алом сиянии садилось солнце. В сгущающихся сумерках мне было трудно прочитать выражение его лица, казалось, в его глазах промелькнула тень сомнения, но он тут же ее прогнал.

— Я мог бы тебя убить, если бы захотел, — презрительно бросил он. — Это было не труднее, чем задавить птенца в гнезде. Я подумывал об этом. Ты был бесполезен. Ты утверждаешь, что убил ее. А где доказательства? Ты хвастаешься, как ребенок. Когда я послал тебя против нее, ты пал перед ней, как ребенок. Я видел. Слабость твоего народа виной твоему поражению, а не моя магия кидона. Ты слаб сердцем, тебе не хватило духу сделать то, что следовало. Если бы ты не заговорил со стражем, если бы бросился вперед и убил ее, как я приказал, мы все сейчас жили бы лучше. Но нет! Ты такой умный, солдатский сынок, ты думаешь, что знаешь больше воина кидона. Ты посмотрел и решил: «О, это всего лишь старуха» — и принялся говорить, говорить, говорить, а тем временем ее белые корни, словно черви, погружались в тебя. Взгляни на себя сейчас, ты похож на жирную личинку, прячущуюся под гнилым бревном. Ты никогда не станешь воином. И всегда будешь принадлежать ей. Она накачает тебя своей магией до краев, ты от нее распухнешь и будешь делать то, что тебе велит магия. Или, может быть, уже сделал. Не обратила ли тебя магия против собственного народа? — Он ликующе расхохотался и ткнул в меня кривым пальцем. — Посмотри на себя! Мне не нужно тебя убивать. Лучше оставить в живых. Подумай сам. Мог бы я придумать лучшую месть твоему отцу? Толстяк! Теперь ты принадлежишь пятнистому народу. Ты никогда не будешь солдатом. Твой отец вонзил в меня холодное железо и убил мою магию. Но во мне осталось достаточно магии, чтобы отдать его сына другому моему врагу. Мне хватило магии, чтобы поссорить моих врагов. И после моей смерти вы будете сражаться и убивать друг друга, а у моих ног будут выситься горы трупов, в той загробной жизни, куда меня отправят.

Не могу выразить словами, как на меня подействовали его насмешки. Я ожидал, что он станет утверждать, будто ничего не знает. Я вовсе не хотел, чтобы он признался, что мы с ним каким-то неизвестным мне образом разделили один и тот же сон и что он не хуже меня самого помнит, как обошелся со мной древесный страж. Он лишь подтвердил мои самые страшные опасения. Внутри меня все застыло, я крепко обхватил себя руками, испугавшись, что сейчас начну дрожать. Последние стены внутри меня начали рушиться, мне казалось, будто в мой живот вливается холодная кровь. Я сжал зубы, чтобы они не стучали. Сердце отчаянно колотилось в груди, но уже в следующее мгновение на меня снизошло жуткое черное спокойствие, и я проговорил тихим голосом, который с трудом узнал сам: