Робин Хобб - Лесной маг

Робин Хобб

«Лесной маг»

ГЛАВА 1

ЛЕСНЫЕ СНЫ

Лес полон благоухания. Оно исходит не от отдельного цветка или листа. Это не густой аромат темной рыхлой земли и не сочность фруктов, вызревших до приторной сладости. Запах, который я помню, соединяет в себе все эти и с ними — солнечный свет, пробуждающий самую их суть, и легчайший ветерок, смешивающий их в единое целое. Она пахла именно так.

Мы лежали рядом в беседке. Над нами тихонько покачивались кроны деревьев, и в такт их движениям на наших телах танцевали солнечные лучи. Ползучие растения, свисающие с ветвей у нас над головами, зеленой стеной окружали лесное убежище. Моя нагая спина утопала в густом мху, а ее нежная рука служила мне подушкой. Лозы и лианы укрывали наше ложе за пологом листьев и крупных бледно-зеленых цветов. Чашелистики вытягивали вперед мясистые губы лепестков, тяжелых от пыльцы. Большие бабочки с оранжевыми в черных отметинах крылышками исследовали их. Одно из насекомых слетело с низко свисающего цветка, опустилось на плечо моей возлюбленной и принялось ползать по ее бархатной пятнистой коже. Я смотрел, как оно развернуло черный хоботок, чтобы попробовать на вкус капельки испарины лесной женщины, и позавидовал ему.

Я тонул в неописуемом покое и удовлетворении, превосходящем по силе страсть. Я лениво поднял руку, чтобы преградить дорогу бабочке, но она бесстрашно перебралась на мои пальцы.

Тогда я поднял ее, превратив в изысканное украшение для густых спутанных волос моей возлюбленной. Почувствовав мое прикосновение, она открыла глаза, зеленые с легкой примесью карего. Она улыбнулась, и я привстал, опираясь на локоть, и поцеловал ее, а она прижалась ко мне пышной, поразительно мягкой грудью.

— Мне жаль, — тихо проговорил я, отстранившись после поцелуя. — Мне так жаль, что пришлось тебя убить.

Ее глаза были грустными, но по-прежнему любящими.

— Я знаю, — ответила она, и в ее голосе не прозвучало упрека. — Не переживай, мальчик-солдат. Все будет так, как должно. Теперь ты принадлежишь магии и будешь делать то, что ей потребуется.

— Но я убил тебя. Я любил тебя — и убил.

Она мягко улыбнулась.

— Такие, как мы, не умирают подобно прочим.

— Значит, ты все еще жива? — спросил я, отодвинулся и, опустив глаза, посмотрел на ее живот.

Она солгала. Моя сабля оставила широкую рану, внутренности вывалились наружу и лежали между нами на мху. Они были розовыми с серым, извивались, точно жирные черви, и, теплые и скользкие, грудой лежали на моих голых ногах. Ее кровь перепачкала мои гениталии, я попытался закричать и не смог. Попытался отстраниться от нее, но мы словно срослись друг с другом.

— Невар!

Вздрогнув, я проснулся и сел на койке, беззвучно хватая воздух открытым ртом. Надо мной нависло высокое бледное привидение, и я сдавленно вскрикнул, прежде чем узнал Триста.

— Ты стонал во сне, — сказал мне Трист.

Я судорожно провел руками по бедрам, потом поднес ладони к глазам и в тусклом свете, падающем из окна, разглядел, что на них нет крови.

— Это всего лишь сон, — заверил меня Трист.

— Извини, — пристыженно пробормотал я. — Я разбудил тебя.

— Ты не единственный, кого мучают кошмары.

Тощий кадет сел в ногах моей постели. Когда-то он был стройным и проворным, сейчас же походил на скелет, а двигался, как немощный старик. Он закашлялся и с трудом перевел дух.

— Знаешь, что снится мне? — спросил он, но не стал дожидаться ответа. — Мне снится, будто я умер от чумы спеков. Потому что я на самом деле умер. Я был среди тех, кто умер, а потом ожил. Но мне снится, что вместо того, чтобы оставить мое тело в лазарете, доктор Амикас позволил им вынести меня вместе с трупами. В этом сне меня бросили в глубокую яму и засыпали известью. Мне снится, что я прихожу в себя под телами, от которых несет мочой и блевотиной, а известь разъедает мою плоть. Я пытаюсь выбраться, но на меня падают все новые и новые трупы. Я рвусь наружу изо всех сил, продираюсь через гниющую плоть и кости и вдруг понимаю, что карабкаюсь на тело Нейта. Он умер и гниет, но он открывает глаза и спрашивает: «Почему я, Трист? Почему я, а не ты?»

Трист неожиданно вздрогнул и обхватил себя за плечи.

— Это всего лишь сны, Трист, — прошептал я.

Вокруг спали другие первокурсники, которым посчастливилось пережить чуму. Кто-то кашлял во сне, кто-то другой забормотал, потом принялся скулить, словно щенок, но вскоре затих. Трист был прав. Не многие из нас спали спокойно.

— Это всего лишь плохие сны. Все кончилось. Чума нас пощадила. Мы выжили.

— Тебе легко говорить. Ты поправился. Ты здоров и полон сил.

Он встал. Рубашка висела на иссохшем теле, и в тусклом свете спальни его глаза казались темными дырами на лице.

— Может, я и выжил, но чума не пощадила меня. И мне придется жить с тем, что она со мной сделала, до конца своих дней. Думаешь, я когда-нибудь смогу возглавить атаку, Невар? Мне едва удается выдержать на ногах утреннее построение. Моя карьера военного закончилась, не успев начаться. Мне уже никогда не жить так, как я собирался.

Он встал и шаркающей походкой вернулся к своей кровати. Когда он сел на нее, он уже тяжело дышал.

Я медленно откинулся на подушку. Трист снова хрипло прокашлялся и лег. Меня нисколько не утешало то, что его тоже мучают кошмары. Я вспомнил древесного стража и содрогнулся.

«Она умерла, — уверил я сам себя. — Она больше не может пробраться в мою жизнь. Я ее убил. Я убил ее и вернул себе ту часть своей души, которую она украла и соблазнила. Она больше не может мной управлять. Это всего лишь сон».

Я глубоко вздохнул, чтобы успокоиться, перевернул подушку прохладной стороной вверх и опустил на нее голову. Впрочем, я не решился закрыть глаза, опасаясь провалиться обратно в кошмар, и принялся размышлять о настоящем, стараясь прогнать ночные ужасы.

Со всех сторон меня окружала темнота, мои выжившие товарищи спали. Спальня Брингем-Хауса представляла собой длинное, открытое помещение с большими окнами в каждом конце. Вдоль стен выстроились два аккуратных ряда коек, всего сорок, но только тридцать одна из них была занята. Полковник Ребин, командующий Королевской Академией каваллы, объединил сыновей старой аристократии с сыновьями боевых лордов и вернул кадетов, исключенных в этом году, но даже эта мера не смогла полностью восстановить наши сократившиеся ряды. Полковник мог сколько угодно говорить о нашем равенстве, но я полагал, что только время и близкое знакомство уничтожат пропасть, разделявшую сыновей старых аристократических семей и тех из нас, чьи отцы получили свои титулы от короля в благодарность за заслуги на поле боя.