Робин Хобб - Лесной маг

Лоферт поднял руку и заговорил прежде, чем преподаватель дал ему разрешение:

— А как насчет этих, которые называют себя защитниками, сэр? Я слышал, как мой отец говорил другу, что они хотят вернуть жителям равнин наши земли и позволить им жить как раньше, словно дикие животные.

— Прежде чем задать вопрос, дождитесь разрешения, кадет. Кроме того, ваш комментарий был сформулирован не как вопрос. Но я на него отвечу. Некоторые люди считают, что мы в корне изменили жизнь кочевников слишком быстро, чтобы они смогли приспособиться. И в чем-то они, возможно, правы. Но с другой стороны, они, на мой взгляд, не отдают себе отчета в том, что именно предлагают. Нам следует спросить себя: было бы для жителей равнин лучше, если бы мы медлили, предлагая им блага цивилизации? Или это означало бы, что мы пренебрегаем своим долгом по отношению к ним? Напомню, что жителям равнин приходилось ради выживания полагаться на свою примитивную магию и заклинания. Больше они этого не могут. Отобрав у них магию, разве не должны мы заменить ее на современные инструменты? Железо, сама основа нашего развивающегося мира, стало проклятием для их магии. Железные плуги, которые мы им дали, чтобы пахать землю, разрушили «поисковую магию», помогавшую им в набегах. Кремень и сталь теперь необходимы для них, потому что их маги больше не могут вызывать огонь из дерева. Жители равнин, осев, могут доставать воду из колодцев. Маги воды, приводившие их к источникам вдоль кочевий, больше не нужны. Немногих оставшихся чародеев ветра встречают редко, а рассказы об их летающих коврах и крошечных лодках, мчащихся по воде в безветренную погоду, уже полагают сказками. Не сомневаюсь, что при жизни следующего поколения они окончательно станут легендой.

Слова кадет-лейтенанта Бейли меня опечалили, я на мгновение вспомнил, как мельком видел чародея ветра на реке во время своего путешествия в Старый Тарес, как он расправлял маленький парус, чтобы поймать вызванный им самим ветер, и его крошечная лодочка мчалась против течения. Это зрелище показалось мне волнующим и загадочным. И с горьким сожалением я вспомнил, чем все закончилось. Пьяные болваны, плывшие на нашей барже, изрешетили его парус, а вместе с ним — и магию, и он оказался в воде. Я решил, что он утонул, став жертвой злой выходки молодых аристократов.

— Свинец может убить человека, но магию уничтожает холодное железо. — Слова преподавателя вырвали меня из потока воспоминаний. — То, что наша более развитая цивилизация вытеснила примитивный жизненный уклад кочевников, — часть естественного хода событий, — продолжал он. — А чтобы не слишком зазнаваться, помните, что мы, гернийцы, тоже стали жертвами превосходящей технологии. Когда жители Поющих земель совершили открытие, позволившее их пушкам и ружьям стрелять дальше и точнее наших, они смогли разгромить нас и забрать у нас прибрежные провинции. Но как бы нас это ни возмущало, вполне естественно, что, достигнув более совершенной военной технологии, они отняли у нас, что хотели. Не забывайте об этом, кадеты. Мы вступаем в век техники. Те же принципы применимы к завоеванию равнин. Обстреливая их воинов свинцовыми пулями, мы могли сохранить наши границы силой оружия, но не расширить их. И только когда кто-то понял, что холодное железо в состоянии причинить вред не только им самим, но и их магии, нам удалось сдвинуть границы и навязать им свою волю. Недостаток железных пуль в том, что их, в отличие от свинцовых, не так легко вернуть и переработать в полевых условиях, но он меркнет в сравнении с огромным преимуществом, которое дало нам их использование. Дикари полагались на свою магию, рассчитывая при помощи заклинаний отклонять наши выстрелы, пугать лошадей и вносить замешательство в наши ряды. Наше продвижение вглубь их земель, господа, так же неминуемо, как прилив и как наше поражение от Поющих земель. И, как и мы, жители равнин либо будут уничтожены новыми технологиями, либо научатся жить с ними.

— То есть вы считаете, что мы имеем полное право переступить через них? — напрямик спросил Лоферт.

— Поднимите руку и ждите разрешения задать вопрос, прежде чем говорить, кадет. Я вас уже предупреждал. Три наряда. Да. Я считаю, что мы вправе. Добрый бог дал нам способ одержать победу над жителями равнин и прийти туда, где прежде обитали лишь стада коз и дикие животные. Мы принесем в Средние земли цивилизацию к всеобщей выгоде.

Я поймал себя на раздумьях о том, что выиграли погибшие обеих сторон, сердито потряс головой и решительно отбросил циничные мысли. Я — кадет Королевской Академии каваллы. Как и положено второму сыну аристократа, я — сын-солдат своего отца и твердо последую по его стопам. Я рожден не для того, чтобы оспаривать устройство нашего мира. Если бы добрый бог хотел, чтобы я задумывался о правомерности нашего продвижения на восток, он сделал бы меня третьим сыном, рожденным стать священником.

В конце лекции я подул на свои записи, чтобы подсушить чернила, закрыл книги и вместе со своим патрулем отправился в казарму. Весна пыталась завладеть территорией Академии, но пока безуспешно. Ветер покусывал холодком, но оказаться на свежем воздухе было приятно. Я пытался прогнать мрачные мысли о судьбах жителей равнин. Как и сказал наш преподаватель, таков естественный порядок вещей. Кто я такой, чтобы с этим спорить? Я поднялся вслед за остальными по лестнице в нашу казарму и поставил на полку книги, которые требовались на утренних занятиях. На моей койке ждало меня толстое письмо от Эпини. Мои товарищи оставили меня сидеть на кровати, а сами поспешили на дневную трапезу. Я открыл конверт.

В начале письма Эпини, как обычно, спрашивала меня о здоровье и успехах. Я быстро пробежал глазами эту часть. Она благополучно прибыла в Горький Источник. Первое письмо Эпини о том, как она приехала в свой новый дом, было нарочито оптимистичным, но я почувствовал пропасть между ее ожиданиями и реальностью, с которой она столкнулась. Я сидел на койке и читал ее письмо одновременно с сочувствием и удивлением.

«Женщины в поместье работают так же много, как и мужчины, вместе со слугами. Поговорка «Мужчине трудиться с зари до зари, а женской работе конца и не жди» явно описывает хозяйство леди Кестер. После обеда, когда свет становится совсем тусклым и кажется, что пора бы и отдохнуть, один из нас читает вслух или играет для всех на каком-нибудь музыкальном инструменте, позволяя слегка отвлечься мыслями, поруки все равно заняты земными заботами: мы лущим сушеный горох, прядем шерсть (я горжусь тем, что уже неплохо с этим справляюсь) или распускаем старые свитера и одеяла, чтобы затем использовать нитки для новых полезных вещей. Леди Кестер ничего не тратит зря — ни клочка ткани, ни минуты времени.