Демонология Сангомара. Наследие вампиров - Штольц Евгения

— Тогда как вы родились от старейшины?

— Старейшины бесплодны. Мы с моим братом — приемные дети… Граф спас нас от служителей Ямеса, когда мы были детьми. Наши отец и матушка перебрались из Филонеллона — это восточные горы, земли ярла Бардена Тихого. Граф воспитал нас как собственных детей. Да мы внешне даже непохожи на него, Уильям!

— Я заметил, но думал, может, вы в мать пошли. Никогда не встречал таких, как вы, ну, с рыжими волосами, с такими красивыми зелеными глазами, — простодушно признался Уильям. — А как получилось, что Гиффард и ваш отец оказались связаны с нашим графом… то есть с графом Офурта?

— Я не знаю…

— Кхм, а Гиффард вам ничего не рассказывал, раз принимал участие в вашем воспитании?

— Говорил, но там все гораздо сложнее… Ох, Уильям, я же обещала вам принести книги! Давайте я схожу за ними!

Между тем рыбаку все тяжелее было не замечать манящий запахами кувшин крови, поэтому он лишь довольно согласился. И пообещав чуть позже принести книги, Йева вышла из узилища, заперев его на засов. Она поняла, что если сейчас не уйдет, то ее завалят вопросами. Спустившись, она передала таз слугам, а сама направилась в кабинет. Как только шаги ее стихли, Уильям подорвался с кровати и кинулся к кувшину. Трясущимися руками он налил полный кубок и осушил его за миг, потом снова наполнил — и так, пока сосуд не опустел. Голод его рос ежеминутно, и ему уже не хватало того малого, что приносили. Тогда Уильям запрокинул голову, перевернул кувшин вверх дном и дал стечь крови себе в рот, облизав горлышко. Неудовлетворенный, он засунул внутрь кувшина пальцы, вытащил их, окровавленные, и стал обсасывать. Затем заглянул, щурясь, дабы убедиться, что на стенках ничего не осталось. С кубком он проделал то же самое, помогая языком.

И все еще был голоден.

Его пугало происходящее: у него пропали позывы к облегчению, засыпать становилось все труднее. А теперь еще и этот неутолимый голод, раздирающий горло на части…

Йева вошла в кабинет быстрым шагом и огляделась. Филипп работал за столом из темного дерева, перебирая корреспонденцию и изучая отчеты. Одет он был в котарди бело-серого цвета длиною чуть выше колен, на ногах — темные шоссы и мягкие туфли. Как в поступках, так и в одежде он предпочитал практичность.

Леонард лежал на кушетке, закинув на нее ноги, и читал том стихов. В отличие от отца, практичность для него приравнивалась к изматывающей серости. Именно поэтому на зеленое котарди, облегающее его стройное тело, он умудрился пришить между завязками цепочки, купленные им на торговой площади, а слева на грудь повесить золотую брошь с вороном. Черные штаны тоже были украшены золотистой вышивкой. Повязка на глазу, сделанная из шелка, — и та пестрела вороньей символикой.

Даже привыкшая к вкусам своего брата Йева едва не прыснула от смеха, когда увидела это сверкающее нагромождение металлических цепочек и общую несуразность одеяния. Как можно скорее она пробежала мимо Лео к сундукам с книгами, чтобы тот не заметил улыбки на ее лице.

— Как все прошло? — Филипп отложил бумаги и посмотрел на дочь.

— Хорошо, отец.

— Думаю, у нас с ним проблем возникнуть не должно.

— Да, он спокойный. Я обещала принести ему книгу, но не знаю, что дать… Может, «Искусство врачевания»? — задумчиво произнесла она и вытащила из сундука коричневую книжку.

— Лучше поищи «Искусство рыбалки». Ему больше подойдет! — рассмеялся Леонард.

На колкость брата Йева не ответила. У самой двери она вдруг развернулась и сказала:

— Отец, он спрашивал меня о крови старейшин.

— И что ты ему ответила?

— Как вы и говорили, все обобщенно. Но когда я ему это рассказала, он стал интересоваться, отчего я так мало знаю…

— Я тебя понял, Йева. Рановато он начал. Ступай.

Его дочь выскочила из кабинета, а Филипп снова взялся за перо, чтобы написать послания старейшинам. Перед судом ему нужно заручиться поддержкой тех, кто был предельно лоялен. По обыкновению, теснее всего общались те старейшины, чьи земли соприкасались между собой.

Именно поэтому первое письмо адресовалось ярлу Бардену Тихому, повелителю соседних Филонеллонских земель. Граф был уверен, что ярл его обязательно поддержит.

Филонеллон, как и Офурт, располагался в горах, однако находился не на западе, а на востоке континента. И если Офурт был изрезан веселыми речушками, лесами и узкими ущельями, чем напоминал разодетого в зеленое щеголя, то Филонеллон лежал в краях суровых, похожих скорее на лысого, согбенного старика. Пейзажи там были голы, горы — подстерты веками и малообитаемы, поэтому земли эти не зависели от воли королей — и Барден Тихий правил ими единолично долгие годы. Филипп написал ярлу краткое послание, где открыто попросил поддержать семью Тастемара на суде, сухо изложив причины. Затем он запечатал письмо сургучом с оттиском фамильного герба с вороном и отложил его в сторону.

Над вторым письмом граф крепко задумался и долго глядел на бумагу перед собой. Оно предназначалось трем старейшинам города Йефасы, который был южнее его земель, в двух неделях пути верхом, и входил в королевство Большой Глеоф. Именно там располагалась негласная столица вампиров, где по традиции собирался совет; и туда же отправлялись все документы по наследованию, спорам и требованиям. В Йефасе жила самая древняя семья старейшин: Летэ фон де Форанцисс, его жена Пайтрис фон де Форанцисс, а также его дочь и жена в одном лице — Асска. Им Филипп уже написал подробный доклад о выясненных обстоятельствах смерти Гиффарда, а также напомнил об обещании Леонарду. Перечитав письмо десятки раз, он убедился, что оно оформлено достаточно аргументированно. И хотя он не мог в открытую просить семью Форанцисс о поддержке, послание его было написано так умело, что не оставалось сомнений в том, кому по праву должен достаться дар Гиффарда.

После этого граф составил еще три письма, более свободных по содержанию, нежели доклад в Йефасу, но не таких теплосердечных, как послание ярлу. Эти три письма предназначались старейшинам: Горрону де Донталю, советнику при короле в Крелиосе, в состав которого входил и Солраг, барону Теорату Черному в Летардию, которая находилась западнее Большого Глеофа и не граничила с Солрагом, и, наконец, мелкому помещику Ольстеру Орхейсу Рыжебородому из Бофраита.

В тот же вечер гонцы запрыгнули на коней и покинули город Брасо-Дэнто, чтобы в кратчайшие сроки доставить письма нужным господам лично в руки.

План графа начинал осуществляться.

На рассвете Йева, тихо шелестя юбкой, вошла в узилище с очередным кувшином крови в руках. Позже, проверяя раны на теле Уильяма, послушно задравшего рубаху, она удивленно заметила:

— Как все на вас хорошо заживает. А здесь не болит?

— Нет, уже ничего не болит. Все благодаря вам и вашей заботе, — довольно сказал Уильям.

И хотя произнесено это было неосознанно, но его простодушный искренний комплимент нашел отклик. Йева залилась румянцем. Не укрылось от нее и то, что лицо гостя после исцеления день ото дня становилось светлее и приятнее, а улыбка — шире и добросердечнее.

— Скорее, благодаря свежей крови, — ответила она, сгребая бинты в кучу.

— Крови… Но кровь… Где вы ее берете? Если честно, я стараюсь не думать об этом, но все же…

— У преступников. В городе есть общая тюрьма, куда попадает всякий люд, обвиненный в преступлениях средней тяжести. А здесь, в этом же крыле, заключены под стражу те, кому назначена смертная казнь: убийцы, насильники, бунтари. По бумагам наказание приведено в исполнение через обезглавливание, а по факту они сидят внизу и… ну, умирают чуть позже.

— Понятно. У вас что, весь замок — вампиры?

— Нет-нет. Только мы и некоторая прислуга — вот и все. Отец старается жить по людским законам и не выпячивает свое происхождение. А народ лишь толкует между собой, что он продал душу демонам.

— И как это для них? — удивленно спросил Уилл. Он с содроганием вспомнил, как его закидали камнями в Вардах.