Александр Прозоров - Конец пути

Уже через минуту открылись два люка, наружу из них выбрались пятеро легко одетых горожан с хорошими длинными копьями. Держа оружие наперевес, ресевцы окружили гостя, едва не тыкая остриями в овчинный тулуп, под которым прятался чешуйчатый вороненый доспех:

— Кто ты такой, чего надо?

— Старший у вас кто?

— К нашему старшему с мечами и ножами не ходят, чужак. Скидывай давай все, тогда и спросим, хочет ли он с тобой перемолвиться али сразу повелит пинка дать.

— Это снять? — Олег расстегнул ремень, сложил его вдвое, закрутился, словно не зная, кому отдать, но рука продолжала лежать на рукояти сабли. — Дык, берите…

Ремнем он зацепил острие одного из копий. При повороте оно отошло чуть в сторону, появилась щель между пиками — ведун тут же ввернулся в нее, сабля выскользнула из ножен, резанула чуть ниже уха одного горожанина. Олег сделал длинный выпад и достал кончиком клинка живот другого. Подхватил выпавшее копье, отскочил на пару шагов. Ресевцы дружно ринулись вперед, но тут он трофейным копьем снизу вверх поддел сразу все пики, нырнул под них, широко резанул по животам, сделал еще шаг вперед, к взвывшим горожанам, эфесом сабли саданул одного из них в челюсть. Чем хорошо копье — так это близко врага не подпускает. Но уж коли прорвался — пользы уже никакой.

Шагнув вслед за упавшим рябым безбородым мужичком, Олег походя рубанул одного по затылку, другого по бедру, а рябого еще раз приложил оголовьем рукояти, схватил за шиворот и потащил за собой к краю, столкнул вниз, скатился следом. Поднял за шиворот, хорошенько встряхнул, указывая на кол с головой:

— Что это значит, гаденыш? Тебе что этот мальчишка сделал? Что? Пару слов передал? Весточку из столицы привез? Почему ты убил его, скотина?

— Не я… — замотал головой пленник. — Не я это! Это… Приказали…

— Тогда почему ты не вступился?! Почему никто из вас не вступился?! Весь город промолчал, когда мальчишку безоружного за слова безвинные убивали! Выродки! Но ничего, я научу вас, как с людьми правильно общаться, как с посыльными себя нужно вести. Не умеете чужую жизнь ценить? Вот и сами тоже получите. Ночь вам даю на сборы. Завтра город ваш спалю к электрической силе! Зиму в лесу, как звери, поживете. Кто уцелеет — в следующий раз усвоит, как с гостями себя вести надобно. Твари! Пошел вон! Передай всем: ночь на сборы! Завтра, кто не уйдет из домов, вместе с ними и сожгу! А коли не веришь, что я один с тремя друзьями сделать это могу, у Раджафа беглого спроси, который раньше великим звался. Он пояснит.

— Но… Но великий Раджаф… Это он приказал… Мы…

— Пошел вон, я сказал, — погрозил отпущенному пленнику саблей Олег. — Я не за ним приехал. За вами. Ночь на сборы. И бегом отсюда!

Он отвернулся и пошел к уже разгорающемуся костру.

— Однако гневен ты ныне, — заметил мудрый Аркаим. — Устал, вестимо, после похода.

— Устал не устал, а караульного нужно оставить на ночь обязательно. Как бы не учудили чего горожане.

— Да, могут, — согласился правитель. — Но отчего ты сказал им, что нам не нужен Раджаф?

— А куда он денется, если завтра мы сожжем город? — усмехнулся Олег. — Бежать ему некуда, в огне даже он, я так думаю, долго не выживет. Сдастся, как миленький. Против нас двоих ему не выстоять. Да и горожане — это не смолевники тренированные. Так, ополченцы. Управимся.

— Жечь-то почему? Куда люди зимой, в мороз трескучий денутся?

— А ты голову на колу видел, мудрый Аркаим? Мальчишке этому куда теперь идти? Они ведь не просто убили. Они этим еще и гордятся, коли напоказ выставили.

— Так ведь обычай такой исстари заведен. Коли с предложением вражеским не согласен, то посланника чужого казнишь, дабы ясно все было.

— А в Золотой Орде обычай заведен: города, где послов убивают, сжигать дочиста. Сжигать, чего бы это армии ни стоило. Так я больше к этому варианту склоняюсь. Три-четыре города с землей сровняю — глядишь, и о дипломатической неприкосновенности люди вспомнят.

— Тебе нужно отдохнуть, чужеземец. Дорога была трудной. Ты приляг пока. Утро вечера мудренее.

Олег послушался, прилег на овчину, глядя на пляшущие языки пламени. Урсула плотно набила снегом медный котел, повесила его над огнем.

— Ну хоть сегодня горяченьким подкрепимся, — бросил рядом охапку дров Любовод.

Это было последнее, что запомнил в этот день ведун.

— Чужеземец… Чужеземец, вставай. Посмотри…

Олег открыл глаза, приподнял голову. Костер уже изрядно прогорел, превратившись в кучку красных углей, поверх которой лежали, еще не полыхнув, три березовых полешка. Положив голову ему на грудь и накрывшись краем овчины, рядом посапывала невольница, чуть дальше, привалившись спиной к осине, спал Любовод, накрытый толстым конским потником. Тоже, похоже, неожиданно свалился и был укрыт от холода уже позднее. В общем, со стороны лагерь выглядел как туристская стоянка после изрядной попойки. С той лишь разницей, что никто еще не выпил ни кружки даже обычного хмельного меда.

Впрочем, самое интересное происходило не в лагере, а у города. Там, скатываясь со склона, выстраивались в снегу на коленях горожане — женщины, дети, мужчины. Причем, несмотря на мороз, все они были босы, простоволосы, в одних полотняных рубахах.

Нечто подобное Олег уже наблюдал. В Киве, Лами, Птухе — везде, где во время его первого похода на Каим города сдавались на милость победителя и приносили клятву верности законному наследнику — мудрому Аркаиму. Но там это происходило хотя бы летом!

— Что скажешь, чужеземец?

— Скажу, что весь город сегодня подхватит оэрзэ, воспаление легких, менингит, радикулит и воспаление коленных чашечек. А виноватым, разумеется, признают меня.

— А разве не ты приказал им покинуть свои дома, чтобы ты мог спокойно их сжечь?

— Вот оно и начинается, мудрый Аркаим, — кивнул Середин. — Виноват, конечно, я. Все остальные тут ни при чем. Особенно некоторые правители, что устраивают погоню за братом.

— Я назначил тебя воеводой, чужеземец. И клялся не вмешиваться в твои приказы и решения.

— Вот… Электрическая сила… — Ведун выбрался из-под теплой овчины, поправил саблю, скинул рабыне на ноги теплый бобровый налатник и направился к горожанам.

На его приближение никто не отреагировал. Люди продолжали выстраиваться на коленях, глядя или мимо него перед собой, или на землю. Создавалось впечатление, что все они уже осознали себя мертвыми и теперь лишь ожидали часа перехода в иной мир. Происходящее вокруг для них никакого значения уже не имело.

— Проклятие! — Олег остановился перед каким-то бледнокожим мужиком, безбородым, но с большими усами. — Где Раджаф, смертный? Куда вы дели брата нашего правителя?