Элизабет Мэй - Охотницы

— Не играй со мной в эти игры.

Я очень, очень осторожно говорю:

— Я хочу знать, с каким мужчиной я вот-вот могу погибнуть на поле боя.

И только тогда осознаю´ свою ошибку. Я снова назвала его мужчиной.

Киаран наклоняется ближе ко мне, его ладонь прижата к моей лопатке. Такая холодная.

— И снова ты совершаешь человеческую ошибку, глупо переоценивая честь. — Он выдыхает мне в ухо: — Разве ты не помнишь, что я сказал тебе в ночь нашего знакомства?

В ночь нашего знакомства…

Что я помню из той ночи, ночи после убийства моей матери, так это живую, оглушительную жажду мести.

Я отправилась в город, сейгфлюр все еще был заплетен в мои волосы — и я все еще считала его лишь маленьким украшением, последним подарком матери. Я взяла с собой железный клинок и отправилась охотиться на фейри, которая ее убила.

Не сумев ее отыскать, я попыталась убить первого фейри, на которого наткнулась. То был each uisge, самый опасный вид водяных лошадей Шотландии.

Он едва не утопил меня. Я помню, как боролась за каждый вздох, кашляла, хватала воздух, пытаясь освободиться от клейкой шерсти на его спине. Я, наверное, потеряла сознание, потому что следующее, что я помню, это то, как Киаран меня держит, а я откашливаю воду. Когда я поняла, кто он, то попыталась вогнать нож ему в плечо. Нож разлетелся на осколки.

В тот день Киаран дал клятву: пока я тренируюсь с ним, он не будет мешать мне искать моей мести. Он сказал, что некоторые вещи, необходимые на пути к моему возмездию, не будут почетными, но будут необходимыми.

Необходимость прежде чести. Всегда.

— Айе, я помню, — шепчу я.

Он проводит пальцами по моей спине, по выступающему шраму, оставшемуся с той ночи. Моя первая отметина. Первое испытание. То, что связало нас вместе.

— Ты спросила, что я за мужчина?

Я закрываю глаза, желая, чтобы он не заметил, как я его назвала. Киаран так близко ко мне, его дыхание так тепло касается моей шеи…

— Я тот, кто убивал для тебя, кто вынул тебя из реки, спас тебе жизнь и научил тебя всем возможным способам убивать меня и мой народ. Но не делай ошибки, считая меня мужчиной и человеком. Я помогаю тебе, потому что считаю такую помощь необходимой. Но я не дорожу честью.

Я сглатываю.

— Тогда чем ты дорожишь? — спрашиваю я. — Есть ли что-то, за что ты готов умереть?

Киаран не отвечает, просто протягивает руку так, чтобы я ее видела.

— Взгляни на это.

Между его большим и указательным пальцем зажат крошечный черный шип, истекающий моей кровью.

— Что это?

— Этим покрыты зубы cù sìth. Эти шипы впрыскивают парализующий токсин в жертву, чтобы она не могла убежать.

— Ты никогда не говорил мне об этом.

— Должно быть, забыл.

В его голосе нет и намека на извинения. Киаран разворачивает меня лицом к себе и прикасается к моему лбу. Я инстинктивно отклоняюсь, но он не убирает руку. Пальцы гладят линию моих волос, очень нежно.

— Твой иммунитет распространяется лишь на паралитик, — говорит он. — Но он все еще отравляет тебя. Убивает. — Он убирает руку. — Мне нужно вытащить оставшиеся шипы.

— Прямо сейчас?

«Его глазам обязательно быть такими внимательными?»

— Мне понадобятся несколько инструментов, — говорит он. — Я вернусь сегодня ночью. — Прежде чем я успеваю возразить, он добавляет: — Никто не увидит, как я войду.

Я осознаю, как близко наши лица, на расстоянии вздоха. Я задерживаю дыхание, не зная, стоит ли отстраниться и заметил ли он эту близость.

— Ты не боишься? — спрашиваю я.

Это глупо, но я должна знать, боится ли он предстоящего, как боюсь его я.

Он хмурится.

— Нет.

— А есть хоть что-то, чего ты боишься?

Я хочу понять его, продлить этот момент. Он всегда такой отстраненный и нечитаемый, но редкие проблески эмоций выдают в нем нечто глубокое, ту часть его, которой еще не коснулась апатия.

— Айе, — говорит он.

Тыльная сторона его ладони скользит по моей щеке, остужая горящую кожу. Я подаюсь ближе.

«Скажи мне. Скажи мне. Скажи…»

Прежде чем он успевает объяснить мне, что это значит, резкий голос вспарывает тишину:

— А ну отойди от моей невесты, ублюдок!

Глава 23

Гэвин стоит в дверном проеме, и его голубые глаза горят. Он смотрит на Киарана — действительно смотрит! — и кровь отливает от его лица. Очень плохое слово тихо срывается с его губ.

Да будь все проклято! Одно дело — поймать меня в компании пикси, и совсем другое — застать в компрометирующей позиции с daoine sìth. Я ерзаю, чтобы убедиться, что Гэвин не заметил, что мое платье не прикрывает спину. Иначе ситуация может стать гораздо хуже.

— Невеста? — повторяет Киаран, изгибая бровь.

— О дьявол! — выдыхает Гэвин, и я едва его слышу.

Я перевожу взгляд с Гэвина на Киарана. Мое лицо пылает.

— Что ж… — говорю я. — Что ж, ситуация крайне неловкая.

Губы Киарана выгибаются в улыбке. Не в искренней почти-улыбке, которую я научилась различать, а в той, что пугает меня до полусмерти. Исчезло бесстрастие нескольких прошлых минут.

— И он Видящий.

Это утверждение несет в себе оттенок угрозы и произносится тем мелодичным тоном, которого я так боюсь. Он смеется, и тонкие волоски на моих руках становятся дыбом.

— Сколь редкостное создание в наши дни.

Гэвин отступает на шаг, его бледное лицо выражает чистейшую панику. На миг я думаю, что он сбежит, но он смотрит на меня. И замирает. Тогда я понимаю, что он не оставит меня одну, даже если я попрошу. Да будь он проклят за то, что снова пытается меня защитить!

Он встречает темный взгляд Киарана.

— Не думай о глупостях, фейри. Я для тебя бесполезен.

— Гэвин, — говорю я. — Прошу, просто…

— Наоборот, — отвечает Киаран, игнорируя меня. — Это возможность, которой я ранее не предвидел.

Он вскакивает, хватает Гэвина за горло и отрывает от пола, только ноги болтаются в воздухе.

— МакКей!

Я встаю, чтобы помочь Гэвину, но сила Киарана замораживает меня: конечности тяжелеют и не слушаются, яркий вкус земли заполняет рот, скользит в горло. Гэвин давится и пытается вдохнуть.

Вспышка воспоминаний… Моя мать захлебывается кровью за миг до смерти. А я стою и смотрю, слишком напуганная, чтобы сдвинуться с места. Я ничего не смогла тогда, совсем как сейчас.

Я сражаюсь с силой, которая удерживает меня. Пальцы впиваются в затянутые перчатками ладони, пока кисти не начинают болеть. Я пытаюсь проклясть Киарана, но не могу. Тело, сопротивляясь, способно лишь на мелкие подергивания.