Марина Дяченко - У зла нет власти

— Уже нет, — сказала я, подумав. — Ты кто?

— Улейка, девочка, дочка городского ваятеля. — Она оказалась очень обстоятельной и добросовестной собеседницей. И ещё — её не научили бояться чужих. Она понятия не имела о Красной Шапочке — иначе с чего бы выкладывать всё-всё-всё по первой просьбе?

— Как называется город?

— Большая Столица.

— Далеко до него?

— Не очень, — девочка почесала левую пятку о носок правой ноги.

— Ты что же, тут одна?

— Одна. А чего?

— Ну, — мне не хотелось её пугать. — Лес всё-таки. Могут быть дикие звери, и…

— Нету зверей, — уверенно отозвалась девочка. — А какие есть, те маленькие.

— А разбойники?

— Разбойников нет, — ответила она уже не так уверенно. — Правда, отец говорил…

Она заметно поскучнела.

— Иногда… в последнее время… пошаливают.

Будто вспомнив, зачем сюда пришла, она зашагала к надгробию. Быстро поклонилась:

— Мёртвая королева, подари мне ягодок…

И деловито принялась обирать зеленовато-жёлтые рябинки.

— Они же неспелые!

— Спелые, — девочка складывал ягоды в корзинку. — Это не обычная рябина, а королевская. Мальчишки к мёртвой королеве идти трусят. Говорят, она привечает только девочек. А этим дылдам — как пройти через лес? Они улицу перебежать боятся!

Обернувшись ко мне, она протянула пригоршню ягод:

— Возьми, господин… или ты госпожа?

— Спасибо… А кто она, мёртвая королева?

— Как кто? — Девочка нахмурила лоб. — Королева. Мёртвая. Жена короля.

— А король тоже умер?

— Нет. Он увёл своё Королевство из нашей страны… Королевство ушло. А страна осталась.

— Как… скажи мне, как звали этого короля?!

— Никто не помнит. — Девочка споро наполняла корзинку. — Ведьма сказала слово забвения. Никто не помнит, как его звали.

Дотягиваясь до верхних ягод, она вскарабкалась на надгробие босыми ногами.

— Я не боюсь мёртвой королевы. Её изваял мой отец. Он много чего изваял, одних надгробных памятников — кучу! Красивая, правда?

Я механически бросила в рот одну из дарёных ягодок. Она показалась мне такой тёрпкой — язык в трубочку свернулся.

— Королева очень давно умерла. Меня ещё на свете не было. Что она мне сделает? — Жуя и облизывая пальцы, девчонка соскочила на траву. — А ты, госпожа, кто ты такая?

Я наклонилась и подняла Швею. Поцеловала клинок, запачканный землёй и глиной.

— Я маг дороги, Улейка.

Она замерла, будто её подстрелили. Серые глаза округлились, щёки покраснели, перепачканные ягодным соком губы раскрылись.

— У тебя такой меч, как у королевы!

Она глядела на Швею в моих руках.

Город разросся, несколько раз выплеснулся за стены, и предместья тянулись до самой опушки. Я шагала по той самой дороге, по которой когда-то выезжала в поход вместе с Королевством, и рядом на белом крылатом коне ехал Оберон. Девочка Улейка согласилась, чтобы я проводила её из леса — хотя непонятно, кто кого провожал, я ведь совсем не знала дороги, а она шастала по невидимым тропкам, будто в голове у неё был точный указатель. По дороге она болтала без умолку — её отец изваял статую мэра, он самый знаменитый в городе, на последней ярмарке в толпу бросали монетки желаний, Улейке досталась одна, она пожелала большой кусок шоколада, но отец подарил ей всего лишь сахар на палочке. С тех пор как ушло Королевство, сказки стали скучнее, и монетки желаний почти не работают…

Я слушала её вполуха: внутри меня стучал огромный секундомер. Я не знала, сколько времени прошло в Королевстве, может быть, всё уже потеряно, бороться поздно — но Швея вела меня по красной нитке, как пёс по следу, и мне ничего не оставалось делать, как продолжать погоню.

Наконец мы пришли к девчонкиному дому; ваятель был на месте, к моей радости и к неудовольствию Улейки. Корзинка в руках девчонки оказалась вещественным доказательством, а отец был настроен решительно.

— Ты ходила в лес?! — Огрубевшей ладонью он сорвал стебель крапивы, росшей в углу двора.

Улейка попятилась:

— Я недалеко, только на опушке…

— Врёшь! Ты была у мёртвой королевы! Я говорил, что за такое высеку?!

— «Высеку, высеку», — Улейка отступала. — Ты же ваятель, тебе лишь бы высекать!

— Шуточки, да? А ты знаешь, что в лесу появились разбойники?

— Со мной был маг дороги! — нашлась Улейка.

— Кто?!

Я вышла из-за створки ворот. Ваятель, немолодой уже мужчина с узкими плечами и непропорционально большими кистями рук, уставился сперва на мой меч, а потом уже на меня.

— Я маг дороги, — голос мой звучал хрипло, — и очень спешу. Мне надо задать вам один вопрос.

— Этот меч…

— Да. Вы изваяли памятник мёртвой королеве?

— Я, — он сжал губы.

— Она… она была похоронена с этим мечом?

— Нет, — он смотрел мне в глаза. — Я никогда не видел этого клинка… раньше.

И, прокашлявшись, продолжал:

— Король пожелал, чтобы каменная королева держала в руках меч. Он нарисовал мне эскиз. Я вылепил меч сперва из глины, а потом высек в камне. Меня, помнится, поразило, что клинок с дыркой… Госпожа, магов дороги больше нет в нашем мире. Королевство ушло… остались только старые сказки. — Говоря, он механически обрывал листья с крапивного стебля, будто гадал.

— Остался ещё кое-кто. Женщина, которая принадлежала Королевству, но не захотела уйти из вашего мира. Вы её знаете?

— Эдна, — ваятель помрачнел. — Она ведьма.

— Мне надо её видеть. Где она живёт?

Улейка потихоньку проскользнула вдоль бревенчатой стенки, радуясь, что о ней забыли. Шмыгнула в дом. Тихонько хлопнула дверь.

— Она ведьма. Насылает порчу. Она может…

— У меня нет ни минуты, — я прервала его. — Мне надо видеть её как можно скорее.

— Она живёт в черте города, за второй стеной, на Торговом тракте. Его ещё называют Парадом Королевства. У неё большой двухэтажный дом с жестяным драконом на крыше.

— Спасибо, — я обернулась, чтобы уходить, но замешкалась. — Вы знали короля?

— Да.

— Как вы его звали?

— Я обращался к нему «ваше величество», — сурово ответил ваятель. — Больше ничего не помню.

Я не узнала этот дом, даже подойдя вплотную. Но запах — запах заставил меня насторожиться.

Конечно, есть огромная разница между тем, как пахнет город днём и ночью. Но разница всё же меньше, чем между запахом этого города — и, например, луга или реки. Или запахом Королевства; я стояла на людной и пыльной улице, в которую вливались, как речные притоки, тёмные переулки. Грохотало железо — работала кузница. Катились возы, шагали купцы и рабочие. На меня поглядывали, кто с любопытством, кто с опаской. Некоторые перешёптывались.